Под Осой активизировал свои действия отряд С. Кузнецова. В него собрались местные башкиры, русские крестьяне из окрестных селений и работники с Рождественского, Шермяитского, Аннинского, Пыскорского заводов. 14 июня под Осой произошел ожесточенный бой повстанцев с отрядом Яковлева. Он шел с 6 до 10 часов вечера. На. следующее утро Яковлев отступил в Осу. Его попытки выйти из города и перейти на Юговские заводы не увенчались успехом — восставшие блокировали город, переправу через Тулву. Башмаков сообщал в Казань, что «крестьяне все день ото дня ожидают нового себе государя…, а присягу (Екатерине II. — В. Б.), почитая за принудительную», не признают.

К Красноуфимску уже подходил Пугачев, который овладел им 10 июня. Туда собралось до трех тысяч повстанцев Белобородова. 11 июня войско Пугачева направилось к Кунгуру, против повстанцев вышел из Кунгура отряд подполковника Папова (810 человек, 4 орудия). 11 июня в восьми верстах от Красноуфимска повстанцы встретили его «сильною мелкого ружья стрельбою и держали до 6 часов». Окруженный со всех сторон, Панов построил солдат в каре [22] и под непрерывным огнем восставших отступал 20 верст. 13 июня вернулся в Кунгур и запросил подкрепления.

Повстанцы после этой победы стали хозяевами положения в южной части Кунгурского уезда. Главнокомандующий был сильно обеспокоен, торопил Михельсона, которому предписал «повсюду его (Пугачева. — В. Б.) преследовать и иметь только его одного своим предметом, не допуская не только внедриться в Кунгурский уезд или обратиться в Екатеринбургское ведомство, но и усиливать себя присоединением башкирцев». Выполнить это распоряжение Михельсон не успел, так как находился в Уфе на отдыхе и пополнении. На него возлагалась властями и командованием главная надежда. Другие отряды были рассеяны по обширным районам Оренбуржья, Башкирии, Урала. Многие начальники, напуганные действиями повстанцев, боялись выйти из своих укрытий, как из нор, опасаясь в каждом отряде башкир встретить Пугачева. Щербатов отсиживался в Оренбурге, перебираться поближе к местам сражений не спешил.

Пугачев, быстро проходя по разоренным селениям и заводам Башкирии, направлялся к Осе, чтобы потом, используя отсутствие в этих местах крупных карательных сил, идти к Казани. Правда, башкиры хотели, чтобы он взял Кунгур. Пугачев и сам сначала склонялся к этому, но потом передумал:

«Хотя я и имел намерение идти в Кунгур, но, получив известие, что в подкрепление ко мне пришло в Казань 20 тысяч войска, я должен идти к ним».

Эти слова являлись не более чем отговоркой, агитационным приемом. Он и другие предводители не раз к ним прибегали, как, впрочем, и представители администрации, чтобы добиться цели, преследуемой в данный момент. В этом плане характерен также эпизод с ржевским купцом Астафием Трифоновичем Долгополовым. Произошел он в один из дней похода к Осе. Этот 49-летний человек, выглядевший лет на 60, в свое время поставлял фураж для лошадей великого князя Петра Федоровича в Ораниенбауме. Не очень удачливый в делах, купец разорился. Прослышав о событиях под Оренбургом, он решил поправить свои дела. Выправил себе паспорт, занял у купцов под векселя более двух тысяч рублей и поехал. Жене сказал, что едет недалеко, собирается-де купить хлеб и пеньку [23] . Собратья же купцы услышали от него, что он собирается на Яик, чтобы закупить партию лисьего меха. Он точно знал о местонахождении Пугачева, да и «государь» услышал об его приближении за несколько дней до прихода к Осе. Сообщил ему об этом сын Кинзи Арсланова:

— Везут наши башкирцы по почте из Петербурга какого-то к Вашему величеству человека, который сказывается, что к вам послан от Павла Петровича.

Вскоре явился Долгополов. Одет был в коричневый купеческий зипун [24] , на голове — черпая бархатная шапка «саратовским манером», с черным мерлушечьим [25] околышем. Пугачев сидел на ковре в шелковом халате. Купец низко поклонился, встал на колени.

— Кто ты и откуда приехал?

— Я города Ржева-Володимерова купец, служил при Вашем величестве и ставил овес в Рамбове (Ораниенбауме. — В. Б.), когда Вы были еще великим князем, но денег за 500 четвертей до сих пор не получил.

Астафий, как видно, решил сразу объявить, зачем он приехал: в обмен на «признание» Пугачева «государем» хотел получить награду, ссылаясь для видимости на то, что с ним в свое время не расплатились служители Петра Федоровича. Пугачев, конечно, понял, что происходит, и продолжал игру, начатую Долгополовым:

— Знаю, знаю. Помню, что я тебе должен.

— Я теперь в несчастии — меня дорогою ограбили.

— Молись богу. Когда я буду счастлив, то все заплачу.

Купец вынул из кисы [26] подарки — черную шляпу, обшитую золотым позументом, желтые сапоги из сафьяна [27] , перчатки, тоже шитые золотом. Преподнес их «государю»:

— Павел Петрович приказал кланяться Вашему величеству.

— Благодарствую.

Обрадованный такой неожиданной поддержкой, Пугачев открыл полы своей палатки. Около нее стояли сподвижники, «множество людей собралось в ставке, любопытствуя о причине приезда» гостя. «Император» пригласил войти Овчинникова, Перфильева, Творогова и других старшин. Они вошли, сели. Пугачев продолжил разговор при них:

— Ты зачем ко мне прислан?

— Меня, Ваше величество, прислал Павел Петрович посмотреть, подлинно ли Вы родитель его, и приказал возвратиться к себе с отповедью.

— Узнал ли ты меня?

— Как не узнать! Вы жаловали меня вот этим зипуном и шапкою! Вы, господа казаки, — Долгополов повернулся к Овчинникову и прочим, — не сомневайтесь! Он — подлинно государь Петр Федорович. Я точно его знаю.

Беседу Пугачев воспринимал с видимым удовольствием. Приказал подать вино. Пошли тосты: