«Ну вот, — подумал он со смешанным чувством радости и разочарования, — сейчас она больше похожа на прежнюю Делию. Проклятье! Ей до сих пор удается его смутить». Лицо его залилось горячей краской, и он злился на себя за эту слабость.

— Да, я видел Сьюзен, — сказал он, зная, что она об этом подумает, и как больно это заденет ее.

— И ты с ней спал?

О Боже...

Он не спал с ней. Не спал потому, что всю прошлую неделю каждую минуту думал, мечтал, томился желанием вновь прикоснуться к шелковой коже Делии, почувствовать в своих ладонях тяжесть ее упругой груди и услышать ее задыхающийся низкий голос, шепчущий ему в ухо: «Я люблю тебя, Тайлер Сэвич... люблю тебя... люблю...»

Нет, он не спал со Сьюзен и, вероятно, никогда не будет спать. Его молчание тем не менее было истолковано как признание. Что, впрочем, он и предполагал.

— Ты должен жениться на ней, — сказала Делия.

— Спасибо за совет. Я подумаю.

Улыбка обнажила его белоснежные зубы. Тай наклонился ближе, так что дыхание их смешалось и он чувствовал ее запах. От нее пахло лавровым мылом, свечами из восковницы и чем-то еще, влекущим и мускусным, что было присуще только Делии, и заставляло его думать о близости с ней. Его мужское естество настойчиво заявило о себе, напрягшись в страстном ожидании. Ему хотелось ненавидеть ее за то, что она способна творить с ним такое...

Она вздохнула, приоткрыв рот. Как безумно он желал впиться в него поцелуем!

— Ты что, решила заняться сватовством, детка? Теперь, когда сама станешь замужней женщиной?

Она расхохоталась. Он намеренно пытался ранить ее, а она хохотала! Ярость ослепила его. Он представил себе, как протягивает руки к этой гибкой шее, стискивает и душит, душит ее... Она сводила его с ума.

— Почему бы тебе на ней не жениться? — продолжала Делия.

— Черт побери! — Он грохнул кулаком по столбу в нескольких дюймах от ее лица, но она и бровью не повела. — Что ты привязалась ко мне с этой женитьбой?

— Она хороший человек, Тай. И любит тебя.

— Ну, тогда ей не повезло, потому что я ее не люблю!

Он не хотел говорить этого, но раз уж признание вырвалось, он думал, что это, по крайней мере, обрадует ее. Однако она нахмурилась.

— А любил ли ты хоть одну женщину, Тай?

— Зачем ты это делаешь?

— Что?

Он снова наклонился к ней и теперь так близко, что их губы почти соприкасались. Она опять приоткрыла рот, судорожно глотнув воздух.

— Ведь все это только фокус, не так ли? — понизив голос, сказал он. — Ты, Нэт Паркес и это твое дурацкое замужество. Ты надеешься, что я не позволю тебе этого сделать и остановлю все в последнюю минуту? Так вот я тебя сейчас удивлю, крошка!

Он схватил ее за плечи, грубо встряхнул и продолжал трясти, крича ей прямо в лицо:

— Я не люблю тебя, Делия, и как бы ты этого ни хотела, какие бы сети ни плела, ты не сумеешь убедить меня в обратном. И нет ничего, абсолютно ничего, что могло бы заставить меня полюбить тебя!

Он оттолкнул ее и отступил назад — посмотреть, какое впечатление произвели его слова. В душе у него все переворачивалось и саднило, а еще — какой позор! — он чувствовал страх. Во всем этом он обвинял ее и, словно ребенок, хотел причинить ответную боль. И Тайлер добился своего. Лицо ее побледнело и застыло, а глаза превратились в две черные, бездонные пропасти, и смотреть на это было невыносимо.

Еще секунда — и он заключил бы ее в объятия и сказал, что все это ложь, ложь, ложь. Он не только боялся, что действительно любит ее, но подозревал, что обречен любить Делию всю оставшуюся жизнь.

«Нельзя поддаваться чувству, иначе он неминуемо потеряет ее, а если это случится еще раз, он этого просто не переживет! И все же... все же он едва не выдал себя».

Делия снова вздернула свой упрямый подбородок и дерзко смотрела на него сверкающими от гнева глазами.

— Ты сказал все, что хотел, Тайлер Сэвич?

— Послушай, Делия...

— Нет у меня времени слушать, как ты орешь. Мне пора одеваться. К свадьбе.

Задев его локтем, она метнулась к открытой двери.

— Делия! — закричал он вслед.

Но она убежала не оглянувшись.

Волоча свою деревянную ногу по всходам пшеницы, Нэт Паркес взбирался по отлогому склону холма, возвышавшегося за амбаром.

Холм был первым участком земли, который он расчистил и засеял сразу после того, как приобрел ферму. Нэт сделал это в первую очередь потому, что возвышенность, заросшая густым лесом и кустарником, примыкала к дому, и он боялся, как бы кровожадные дикари не подобрались к ним незамеченными.

На расчистке леса Мэри работала рядом с ним, пока не поняла, что беременна. Тогда она отказалась от тяжелого труда: рубить кустарник и выкорчевывать корни была работа не из легких. Может, именно потому, что они вместе трудились здесь, или еще по какой-то причине, но холм всегда был любимым местом Мэри. Она часто приходила сюда одна, «чтобы поговорить с самой собой», как она выражалась.

Вот потому-то он и похоронил ее здесь.

За два месяца сырая черная земля подсохла и посветлела. Но надгробная плита все еще выглядела новой. По его заказу мастер из Портсмута вырезал на камне череп, а под ним слова: «Здесь покоится Мэри Паркес, 28 лет от роду, родилась летом 1693». Нэт хотел еще добавить где-нибудь «Любимой жене и матери», но резчику не хватило места.