Рёхэй злобно поджал губы.

– Дождались! Я был уверен, что после побоища прошлой весной он не осмелится сунуть нос в Киото. Невообразимая наглость! Его письмо – вызов. Ему хватает смелости адресовать его всему дому Ёсиоки, хотя под письмом только его подпись. Вообразил, что в одиночку разделается с нами!

Мусаси не указал обратный адрес, из письма нельзя было понять, где он сейчас находится. Он не забыл обещания, данного Сэйдзюро и его ученикам в первом письме. Второе означало, что вызов брошен. Мусаси объявил войну дому Ёсиоки, войну до последней капли крови, в которой самурай сражается до победного конца, защищая честь и доказывая в бою умение владеть мечом. Ставкой Мусаси была его жизнь. Он ожидал того же от самураев школы Ёсиоки. Теперь увертки и хитроумные отговорки теряли смысл.

Сэйдзюро пока не осознал серьезность положения. Он не понял, что роковой день неумолимо наступает, что преступно тратить время на пустые развлечения.

Когда письмо прибыло в Киото, некоторые наиболее способные ученики, возмущенные разнузданной жизнью молодого учителя, открыто осудили Сэйдзюро за его отсутствие в такой важный момент. Уязвленные оскорблением ронина-одиночки, они горько сожалели, что Кэмпо нет вместе с ними. Обсудив дело, они решили известить Сэйдзюро и потребовать немедленного возвращения в Киото. И вот сейчас, когда Сэйдзюро привезли письмо, он не удосужился прочитать его, просто положил на колени.

– Не считаешь нужным прочитать письмо? – с явным раздражением спросил Рёхэй.

– Что? Письмо! – рассеянно отозвался Сэйдзюро. Он развернул свиток. Пальцы его невольно задрожали. Он растерялся не столько от резкости вызова Мусаси, сколько от сознания собственной слабости и беззащитности. Сэйдзюро потерял самообладание, услышав горькие слова Акэми, отвращение девушки задело его самурайскую гордость. Он впервые чувствовал себя совершенно бессильным.

Послание Мусаси было кратким и откровенным.

Сэйдзюро, спрятав письмо за пазуху, встал.

– Еду немедленно!

Им двигала не решимость. Сэйдзюро находился в таком смятении, что не вынес бы здесь ни минуты. Ему хотелось бежать прочь и поскорее забыть ужасный день. Он позвал хозяина и попросил его позаботиться об Акэми, на что тот согласился с большой неохотой, несмотря на хорошие деньги, предложенные Сэйдзюро.

– Я возьму твою лошадь, – сказал Сэйдзюро Рёхэю.

Как убегающий преступник, он вскочил в седло и стремительно поскакал сквозь темную аллею. Рёхэю оставалось лишь пуститься бегом за учителем.

– Парень с обезьяной? Да, недавно проходил.

– Куда? Не заметили, куда он отправился?

– К мосту Нодзин. Кажется, через мост не переходил, а свернул к оружейнику в лавку.

Посовещавшись, ученики школы Ёсиоки бросились дальше, оставив прохожего гадать о причине переполоха.

Большинство лавок вдоль Восточного рва уже закрылось, но заведение оружейника еще работало. Один из учеников, зайдя в лавку, расспросил подмастерье и выбежал, громко крича:

– Тэмма! Он направился в Тэмму!

Самураи ринулись дальше.

По словам подмастерья, самурай с длинными волосами заявился, когда в лавке собирались закрывать ставни на ночь. Сбросив обезьянку у входа, он уселся и потребовал хозяина. Ему сказали, что хозяин вышел. Тогда самурай сообщил, что хотел бы наточить меч, но его оружие настолько дорогое, что его можно доверить только настоящему мастеру. Он захотел посмотреть образцы мечей их работы. Подмастерье показал самураю несколько клинков, и он презрительно отозвался о них.

– Похоже, делаете только заурядное оружие, – высокомерно сказал он. – Свой меч я вам не доверю. Он слишком хорош – работы мастера из Бидзэна. Меч называется Сушильный Шест. Видишь? Само совершенство! – Самурай показал меч с явной гордостью.

Хвастовство молодого человека позабавило подмастерья, который заметил, что единственная особенность меча – прямой и длинный клинок. Молодой человек, оскорбившись, встал и спросил, как пройти к причалу в Тэмме, откуда отплывают барки в Киото.