Улыбка Мусаси придала духу троим самураям. Пошептавшись, они зашагали увереннее.

У ворот дома Хайя Коэцу постучал в колотушку. Появился слуга с метлой. Коэцу вошел в ворота и только в садике перед домом обнаружил, что Мусаси нет.

– Заходи, Мусаси! Не скромничай! – позвал он.

Выглянув за ворота, Коэцу увидел, как троица, сжав рукоятки мечей и выставив вперед локти, окружила Мусаси. Он не слышал, что самураи сказали Мусаси и что с мягкой улыбкой ответил им Мусаси.

Мусаси крикнул Коэцу, чтобы тот не ждал его.

– Я буду в доме. Заходи, когда закончишь, – спокойно отозвался Коэцу.

Один из самураев обратился к Мусаси:

– Нам безразлично, побежишь ли ты прятаться. Меня зовут Отагуро Хёскэ, Я один из «Десяти меченосцев дома Ёсиоки». Я принес тебе письмо от Дэнситиро, младшего брата Сэйдзюро. Прочти и дай немедленно ответ.

Мусаси, небрежно распечатав письмо, быстро пробежал его и невозмутимо ответил:

– Принимаю.

Хёскэ подозрительно посмотрел на него.

– Серьезно?

– Совершенно, – кивнул Мусаси. Непринужденность Мусаси сбила с толку самураев.

– Если не сдержишь слова, забудь дорогу в Киото! Мы уж позаботимся!

Мусаси, спокойно посмотрев на собеседников, улыбнулся, но ничего не сказал.

– Принимаешь условия? Учти, времени на подготовку не остается.

– Я готов, – возразил Мусаси.

– Тогда встретимся сегодня вечером.

Мусаси двинулся было к воротам, когда Хёскэ окликнул его:

– Ты будешь здесь до назначенного часа?

– Нет, меня пригласили развлечься в веселый квартал рядом с улицей Рокудзё.

– В веселом квартале? – удивился Хёскэ. – Ну что ж, предположим, что ты будешь здесь или там. Пошлю за тобой, если задержишься. Надеюсь, уговор не будет нарушен?

Мусаси уже скрылся за воротами. Он оказался в другом мире. Сама природа, казалось, уложила неровные каменные плиты садовой дорожки. Ее обрамлял бамбук – пучки карликового, похожего на папоротник, и длинные, тонкие побеги другого вида бамбука, не толще кисти для рисования. Мусаси шел по дорожке, и ему казалось, что крыша дома надвигается на него. Открылся вид на главный вход, маленький флигель и садовый павильон, хранившие печать старины и бережно хранимых традиций. Высокие сосны стояли на страже покоя и великолепия усадьбы.

Мусаси услышал голоса и глуховатые удары – играли в кожаный мяч. Эти звуки, часто доносившиеся из-за высоких стен, окружающих усадьбу знати, Мусаси не ожидал услышать в доме торговца.

Слуга провел Мусаси в комнату, выходившую в сад. Подали чай и сладости. Один из слуг сообщил, что хозяин скоро придет. Мусаси удивился, что в доме торговца такие вышколенные слуги.

Сидевший в комнате Коэцу поежился.

– Солнце село, и сразу похолодало, – заметил Коэцу.

Он хотел задвинуть сёдзи, но ничего не сказал слуге, потому что Мусаси любовался цветущими сливовыми деревьями. Коэцу безуспешно попытался погрузиться в любование природой.

– Над горой Хиэй собираются тучи. Северный ветер нагнал. Не холодно, Мусаси?

– Ничуть, – простодушно отозвался тот, не замечая намека.

Слуга принес светильник, и Коэцу воспользовался удобным поводом, чтобы задвинуть сёдзи. Мусаси погружался в умиротворенную и приветливую атмосферу дома. Из дальних комнат неслись веселые голоса и смех, вокруг царила искренность и непринужденность. В доме, похоже, чуждались даже намека на вычурность. Мусаси показалось, будто он сидит в гостиной просторного деревенского дома.

Вошел Хайя Сёю.

– Прошу меня простить, что заставил вас ждать, – громко произнес он. Звонкий молодой голос звучал особенно громко на фоне тихой и мягкой речи Коэцу. Хайя Сею был лет на десять старше друга, но гораздо живее. Коэцу представил хозяину Мусаси.

– Племянник Мацуо Канамэ? Прекрасно его знаю!

Мусаси решил, что Сёю знаком с его дядей через дом Коноэ, удивившись в душе тесному переплетению интересов богатых купцов и придворной аристократии.

Легкий на подъем старый купец скомандовал:

– Пора в путь! Собрался выйти засветло, чтобы немного прогуляться, однако уже стемнело. Придется нанять паланкин. Молодой человек с нами?

Прибыли носильщики с паланкином. Впереди понесли Коэцу и Сёю, следом Мусаси, который впервые в жизни оказался в паланкине. Около конюшен Янаги носильщики, от которых валил пар, замедлили шаг.

– Холодно! – пожаловался один.

– Ветер пронизывает насквозь!

– Весна называется!

Фонари раскачивались в такт шагов, огонек мерцал, порой едва не угасая. Сгустились черные тучи, предвещая студеную ночь. Вскоре взору Мусаси открылась сверкающая картина оживленного района, огоньки которого казались ему множеством светлячков, кружащихся в ночной мгле.