– У меня… болит голова, – прошептала Оцу. – Такуан, нельзя освободить меня сегодня, всего на один вечер?

Такуан вздохнул.

– Я считаю, что ты вообще не должна наливать сакэ этому типу, но у настоятеля другое мнение. Он зависит от бренного мира. Он не тот человек, который мог бы своим благочестием добиться того, чтобы к храму относились с уважением. Он считает, что главу отряда надо поить, кормить и ублажать каждую минуту.

Такуан легонько похлопал Оцу по спине.

– В конце концов, настоятель тебя вырастил и воспитал, ты ему обязана. Будем надеяться, он здесь надолго не задержится.

Оцу пришлось согласиться. Такуан помог ей встать. Она подняла на него заплаканное лицо и сказала:

– Я пойду, но обещай мне, что все время будешь рядом.

– Я бы пошел, но господин Чахлая Борода, меня не жалует. Мне ужасно хочется сказать ему, какая у него дурацкая физиономия с этими усишками. Ребячество, конечно, но ничего не могу с собой поделать.

– Одна я не пойду.

– Там будет настоятель.

– Но он всегда исчезает, когда я прихожу.

– Плохо. Ладно, пойдем! А теперь умойся и постарайся взять себя в руки.

Уже подвыпивший самурай встрепенулся, когда Оцу появилась в комнате настоятеля. Он поправил съехавшую набок шапочку, выпрямился и стал требовать одну чашку сакэ за другой. Скоро его физиономия побагровела и выпученные глаза налились кровью. Он хотел бы наслаждаться сполна, но ему мешал посторонний в комнате. По другую сторону лампы согбенно сидел, как нищий, Такуан и читал книгу, раскрытую у него на коленях. Приняв его за храмового служку, самурай ткнул в его сторону пальцем и прохрипел:

– Эй, ты!

Такуан продолжал читать, пока Оцу не подтолкнула его. Такуан посмотрел отсутствующим взглядом и спросил:

– Вы меня?

Самурай грубо приказал:

– Да, тебя! Ты мне не нужен. Пошел вон!

– Но я не имею ничего против того, чтобы остаться здесь, – ответил Такуан с невинным видом.

– Не имеешь ничего против?

– Абсолютно! – ответил Такуан, снова погружаясь в чтение.

– Но я имею! – взорвался самурай. – Читающий здесь человек портит вкус сакэ.

– Прошу простить меня, – забеспокоился Такуан. – Как бестактно с моей стороны! Сейчас же закрою книгу!

– Меня раздражает само присутствие читателя!

– Хорошо, я попрошу Оцу унести книгу.

– Я не о книге, болван! Я говорю о тебе. Портишь мне настроение.

Такуан сделался серьезным.

– Это уже сложнее. Я пока не святой Ву Кунг, чтобы обратиться в струйку дыма или насекомое и примоститься на краешке вашего подноса.

Шея самурая побагровела, и глаза выкатились еще больше. Он теперь походил на рыбу-шар.

– Вон с моих глаз, дурак! – закричал он.

– Слушаюсь, – с поклоном ответил Такуан и, обратившись к Оцу, сказал: – Гость предпочитает остаться один. Любовь к одиночеству – отличительное свойство мудрецов. Пойдем, не будем мешать.

– Почему… почему ты…

– Что-то не так?

– С чего ты взял, что Оцу должна уйти с тобой, чучело?

Такуан скрестил руки на груди.

– Путем многолетних наблюдений я пришел к выводу, что большинство монахов и священнослужителей не отличается красотой. Это относится и к самураям. К вам, например.

– Что? – заорал вояка, глаза его чуть не выпрыгивали из орбит.

– Вы когда-нибудь думали о своих усах? Я имею в виду, вы когда-нибудь смотрели на них беспристрастно?

– Ублюдок! – взревел вояка, хватая прислоненный к стене меч. – Берегись!

Пристально глядя на вскочившего самурая, Такуан невозмутимо ответил:

– Как мне беречься?

Самурай, сжимая вложенный в ножны меч, орал не помня себя:

– Хватит болтать! Сейчас ты мне за все ответишь!

Такуан рассмеялся.

– Неужели вы хотите отрубить мне голову? Если да, то лучше откажитесь от этой мысли. Страшно неблагодарное занятие.

– Неблагодарное?

– Ну да. Я не знаю ничего более занудного, чем отрезать голову монаху. Она свалится на пол и будет смеяться над вами. Невелик подвиг. И потом, какой вам с этого прок?

– Мне будет довольно и того, что ты раз и навсегда заткнешься! – проревел самурай. – Без головы тебе будет трудно продолжать свои нахальные речи.