Князь подарил ученику грамоту и трактат. Так родился стиль Ягю, а он, в свою очередь, породил умиротворенный образ жизни, которому Сэкисюсай предался на склоне лет.

Сэкисюсай перебрался в скромный домик в горах, потому что ему разонравился величественный, с роскошным убранством замок. Имея почти даосскую склонность к уединению, старец радовался обществу девушки, которую привез Сода Кидзаэмон. Она играла для старика на флейте, была внимательна, вежлива и неназойлива. Не только музицирование доставляло наслаждение Сэкисюсаю. Оцу привнесла в его дом обаяние женственности и юности. Когда она заговаривала об уходе, Ягю просил ее погостить еще немного.

Установив один цветок пиона в вазе из Иги, Сэкисюсай обратился к Оцу:

– Нравится? Выглядит живым?

– Вы, верно, долго изучали икэбану?

– Да что ты! Я не аристократ из Киото и никогда специально не занимался с учителями ни икэбаной, ни чайной церемонией.

– Но делаете все так, словно специально учились.

– К цветам я подхожу так же, как и к мечу.

Оцу удивилась.

– Неужели можно применять к цветам методы владения мечом?

– Да. Главное – состояние духа. Я не давлю пальцами на головки цветов, не надламываю венчик под основанием, как требуют правила. Необходимо верно настроить душу, суметь сохранить их в естественном виде, какими они были в саду. Взгляни, мой цветок не кажется срезанным.

Оцу чувствовала, что суровый старец многому научил ее из того, что ей следовало знать. Она была счастлива, что судьба послала ей случайную встречу на дороге. «Научу тебя чайной церемонии», – говорил он. Однажды он задал ей вопрос: «Ты умеешь сочинять стихи? Не можешь ли рассказать мне о придворном поэтическом стиле? „Манъёсю“, конечно, превосходное собрание, но, живя в уединении, я больше люблю простые стихи о природе».

Взамен Оцу оказывала Сэкисюсаю мелкие услуги, о которых никто другой и не подумал бы. Он обрадовался, к примеру, сделанной ею шапочке, какие носят мастера чайных церемоний. Он почти не снимал ее с головы, словно это была невиданная редкость. Флейта доставляла ему наслаждение, и лунными ночами чарующие звуки долетали до самого замка.

Сэкисюсай и Оцу занимались икэбаной, когда пришел Кидзаэмон. Не входя в дом, он вызвал Оцу. Она вышла и пригласила его зайти, но он топтался на месте.

– Не сообщишь господину, что я выполнил его поручение?

– Я не могу заменить вас, – засмеялась девушка.

– Почему?

– Вы здесь главный чиновник. А я – гость, которого пригласили поиграть на флейте. Вы гораздо ближе к господину, чем я. Не лучше ли, минуя меня, напрямую доложить о деле.

– Верно, но здесь, в домике господина, у тебя особое положение. Пожалуйста, передай ему, что я пришел.

Кидзаэмон был доволен тем, как обернулось дело с Оцу. Он не ошибся, девушка пришлась по душе его хозяину.

Оцу мгновенно вернулась с сообщением, что Сэкисюсай хочет выслушать Кидзаэмона. Он застал старика в комнате для чайной церемонии в шапочке, сшитой Оцу.

– Побывал у них? – спросил Сэкисюсай.

– Отдал письмо и фрукты, как было приказано.

– Они уехали?

– Нет. Я не доехал еще до замка, как меня нагнал посыльный с постоялого двора с письмом. Они пишут, что им жаль было бы покинуть Ягю, не побывав в здешнем додзё. Хотели бы прийти завтра. Сообщают, что желали бы увидеть вас и засвидетельствовать свое почтение.

– Неотесанные глупцы! Какая бесцеремонность!

Сэкисюсай выглядел весьма раздраженным.

– Ты сказал, что Мунэнори находится в Эдо, Хёго в Кумамото и что здесь никого нет?

– Я все объяснил.

– Презираю таких людей. Я послал человека сообщить, что не смогу их принять, а они лезут напролом.

– Я не знаю, что…

– Похоже, правду говорят, что сыновья Ёсиоки никуда не годятся.

– Один из остановившихся в «Ватая» – Дэнситиро. Он не произвел особого впечатления.

– Ничего удивительного. Его отец был незаурядным человеком. Когда я поехал в Киото вместе с князем Коидзуми, мы встречались с Ёсиокой раза три за чашечкой сакэ. После его смерти дом, вероятно пришёл в упадок. Молодой человек, видимо, считает, раз он сын Кэмпо, так никто не вправе отказать ему, и поэтому проявляет неприличную настойчивость. Но, по-моему, нет смысла принимать его вызов, чтобы отправить домой битым.

– Дэнситиро излишне самоуверен. Если ему не терпится, я могу заняться им.