К сожалению, у меня почти уже не оставалось времени на то, чтобы собраться. А может быть, оно было и к лучшему. Райма прижималась ко мне с таким отчаянием… да, думаю, и любящее сердце, и многие поколения кельтских предков предупреждали ее об опасности…

Когда я спустился в вестибюль, Петри уже ожидал там. Найланда Смита не было.

— Он присоединится к нам в Эсме, — объяснил доктор. — Кстати, ему с чего-то взбрело на ум, что мы должны переодеться арабами. Мне кажется, это совершенно излишне!

— Арабами?!

— Можете себе представить. В его номере для каждого из нас приготовлен целый гардероб. Веймаут уже там. До места встречи нас проводит Саид.

Мы серьезно посмотрели друг другу в глаза. Обоим было не до шуток.

— Ну, дай Бог всем нам вернуться живыми и здоровыми, — будничным тоном промолвил Петри, высказав мысль, втайне мучающую и его, и меня.

Во многих отношениях это путешествие через пустыню было странным — в конечном итоге куда более странным и жутким, чем я мог предвидеть. Тем не менее что-то во мне все настойчивее предупреждало об опасности, какое-то шестое чувство — возможно, то самое, которое в каирском поезде подсказало, что за мной следят. А может быть, у меня установился какой-то странный внутренний контакт с этими фанатиками, возглавляемыми невероятной женщиной, именующей себя мадам Ингомар, и, насколько я знал, при свершении своих страшных преступлений претендующими на прямой контакт с высшими силами. Во всяком случае, как вскоре выяснилось, я, кажется, действительно развил в себе непонятную способность каким-то образом ощущать их присутствие.

Веймаут, Петри и Найланд Смит расположились на заднем сиденье машины. Я сидел впереди, рядом с Саидом. Место нашего старта в Эсме было выбрано с умом, и мы имели все основания полагать, что наша поездка не привлекла ничьего внимания.

К тому же и маскировка была отменно хороша. И Веймаут, и Петри успели настолько загореть, что кожа их по цвету практически не отличалась от кожи арабов; обо мне же после участия в раскопках и упоминать не приходилось. Одеяние доктора завершалось феской, и мы единогласно решили впредь именовать его беем. Веймауту достался небольшой белый тюрбан, какие обычно носят деревенские шейхи. Ну, а мне в любом обществе не составило бы труда изобразить араба-слугу. Найланд Смит облачился в тот наряд, который был на нем при нашей первой встрече.

Миновав возделанные, но безлюдные поля, лежащие вдоль берега Нила, мы вступили на древний путь, столетиями не знавший событий более бурных, нежели неторопливая поступь верблюдов и ленивое позвякивание колокольчиков на их шеях.

Последующие тридцать миль нам не встретилось ни одной живой души.

Час за часом мы ехали по безлюдной, суровой, безграничной пустыне. Солнце, хотя и клонилось к закату, яростно пекло и немилосердно слепило глаза. Наконец я увидел впереди гряду скал, к которой вел длинный, пологий подъем.

Я тщательно обозрел окрестности с биноклем Найланда Смита. Вокруг по-прежнему было безлюдно. Земля высохла, превратившись в камень. Однако впереди, на дне маленькой долинки, виднелась группа пальм, и я понял, что там должна быть вода.

Высоко над головой одиноко парил страж-стервятник.

Тропа, ничем не напоминавшая автомобильную дорогу, изобиловала рытвинами. Нас подбрасывало самым невероятным образом. Сверившись с картой, мы выяснили, что пора поворачивать к скалам.

Саид вел машину в той небрежной манере, которой отличаются большинство местных водителей, привыкших, что шины — это такие штуки, которые в здешнем климате рано или поздно неизбежно взрываются, и искренне уверенных, что моторами управляют могущественные духи, спорить с которыми — дело безнадежное. Впрочем, запасных шин у нас было целых три, то есть хотя бы в этом наша экспедиция могла надеяться на лучшее.

Мы как раз пересекали ту маленькую долинку, приближаясь к группе пальм. Вдруг рука Смита сжала мое плечо.

— Останови! — велел он нашему водителю. Саид послушно затормозил.

— Смотрите!

Мы все уставились вперед, куда указывала его рука. На мягкой земле отчетливо отпечаталось множество следов автомобильных шин.

— Фа Ло Ше! — произнес Найланд Смит, как бы отвечая на не заданный мною вопрос. — Можете больше не беспокоиться, Гревилль. Дорога в Карну вполне проходима для автомобиля.

Вопреки его ироническому совету, это открытие заставило меня задуматься.

Откуда приезжала к нам в лагерь мадам Ингомар? Неужели из оазиса? И каждый раз возвращалась туда? Скорее всего, именно так…

Как всегда, когда мысли мои обращались к этой феноменальной женщине, в воображении немедленно возникала живая картина. Ее узкие, удлиненные, нефритово-зеленые глаза, казалось, пристально глядели прямо в мои. Я увидел, как в длинном инкрустированном мундштуке, зажатом в изящных пальцах цвета слоновой кости, тлеет одна из тех маленьких сигарет, которые она так любила…

Мы проехали укрытый под сенью деревьев колодец. Сразу за ним начался довольно крутой подъем. Не ручаюсь за других, но мои мысли, как я уже описал, витали довольно далеко. Однако едва мы поднялись на вершину холма и перед глазами вновь возникли необозримые пространства бесконечной пустыни, у меня вновь возникло ощущение, что за нами следят.

Ни малейшего движения не наблюдалось в окружающем нас пустынном ландшафте, лишь струи раскаленного воздуха трепетали над землей, напоминая бегущую воду. И тем не менее я был абсолютно уверен: о нашей поездке стало известно врагу. Или, по крайней мере, станет известно очень скоро.