— Да.

— Тогда дайте мне имена людей, у которых были бы причины думать, что на борту «Рузвельта» есть инопланетяне.

— Таких людей нет.

— Вы ни с кем не делились своими подозрениями?

— Нет, — устало сказал Дженнингс. — Как я вам уже говорил, я обиняками затронул эту тему в разговоре с двумя моими офицерами, но никогда не говорил откровенно, что я думаю.

— Что вы имеете в виду под словом «обиняками»?

— Я спросил их, не заметили ли они чего-нибудь необычного в поведении Провоста или Гринберга.

— И что они сказали?

— Они ушли от ответа.

— Имена этих офицеров?

— Монтойя и Малларди.

— Их звания?

— Оба они лейтенанты, и ни один из них ни разу прямо не возразил мне. Они мямлили что-то: мол, работа в космосе вызывает кое-какие странности в поведении экипажа, и я не стал развивать тему.

— Вы не знаете, после разговора с вами кто-нибудь из них стал сам следить за поведением Гринберга или Провоста?

— Нет.

— Но это возможно? — не отступал Беккер. — В конце концов, в глубоком космосе тем, кто не занят научными исследованиями, заняться практически нечем, а они могли искать способ заслужить ваше расположение.

— Это возможно, — признал Дженнингс. Подумал немного и энергично закивал: — Да, это вполне возможно!

— Отлично, — сказал Беккер. — Не надейтесь слишком на многое, потому что они вполне могут сказать мне, что Провост и Гринберг были стопроцентно нормальными людьми, но, во всяком случае, у меня теперь есть другой след.

Он поднялся и, дойдя до двери, обернулся к Дженнингсу:

— Хотел бы я знать, почему меня не оставляет чувство, что оба они окажутся на борту «Кинга»?

Три часа спустя Беккер все еще не знал, где находятся оба офицера, и уже устал утыкаться в один тупик за другим. Он больше не сталкивался с засекреченной информацией — его компьютер попросту не смог отыскать ни единого намека на местопребывание Монтойи и Малларди.

Наконец он вызвал по видеофону Магнуссена.

— Привет, Макс, — сказал тот, поднимая взгляд от экрана собственного компьютера. — Чем могу помочь?

— Точно не знаю, — ответил Беккер, — но происходит нечто занятное.

— Это касается дела Дженнингса?

— Да.

— Может, заглянешь в мой кабинет и мы обсудим все за выпивкой?

Беккер покачал головой.

— Мне не нужна выпивка, Джим. Мне нужны ответы.

Добродушная усмешка исчезла с лица Магнуссена.

— Похоже, ты не шутишь.

— Не шучу, — подтвердил Беккер. Он помолчал. — Послушай, я понимаю, что военные хотят уладить это дело без шума и пыли, но на сей раз они зашли слишком далеко.

— Не понимаю, о чем ты.

— Они дают мне сумасшедшего клиента и меньше двух недель на подготовку дела. Ладно. Я могу понять их желание ускорить процесс. Они не позволяют мне отказаться от дела. Ладно, моя гарвардская степень кое-кому колет глаза, и я нажил немало врагов, которым хотелось полюбоваться, как я провалюсь с треском. Это я могу пережить. Но я строю защиту, хватаясь за соломинки, и мне, мать их так, не нравится, когда эти соломинки таскают у меня из-под носа.

— О чем ты говоришь, Макс?

— Кто-то добирается до моих свидетелей.

— Я не знал, что у тебя есть свидетели.

— У меня их нет.

— Что-то я запутался, — сказал Магнуссен. — Как может кто-то давить на твоих свидетелей, если у тебя их нет?

— Я не сказал, что на них давят.

Магнуссен неуверенно усмехнулся.

— Вот теперь я окончательно запутался.

— Черт подери, Джим! Всякий раз, когда я добираюсь до потенциального свидетеля, кто-то выдергивает его у меня из-под носа.

— Из-под носа? — переспросил Магнуссен. — Будь добр, объясни.

— Мне нужен главный судовой врач «Рузвельта», человек по имени Джиллетт. Знаешь, где он сейчас?

— Нет.

— На полпути между Ураном и Нептуном!

Магнуссен нахмурился.

— Ты сказал генералу, что Джиллетт в глубоком космосе?

— Разумеется, сказал!

— И что же?

— Он считает это нарушением всех инструкций, он сочувствует мне, но и пальцем не шевельнет, чтобы вернуть его назад — и не позволит мне просить об отсрочке.