— Так что же, — не отстает журналист, — значит у вас совсем нет никаких недостатков?

— В общем, нет, — скромно, но с достоинством ответила Раневская.

И после небольшой паузы добавила:

— Правда, у меня большая жопа и я иногда немножко привираю…

Раневская бывала порой замкнутой, порой — шумно-веселой, порой — благостно-добродушной. И всегда — непредсказуемой.

Если она хотела кому-то что-то сказать, то не отказывала себе в этом.

— Шкаф Любови Петровны Орловой так забит нарядами, — говорила Раневская, — что моль, живущая в нем, никак не может научиться летать!

Одной даме Раневская сказала, что та попрежнему молода и прекрасно выглядит.

— Я не могу ответить вам таким же комплиментом, — дерзко ответила та.

— А вы бы, как и я, соврали! — посоветовала Фаина Георгиевна.

В доме отдыха на прогулке приятельница проникновенно заявляет:

— Я обожаю природу.

Раневская останавливается, внимательно осматривает ее и говорит:

— И это после того, что она с тобой сделала?

Раневская подходит к актрисе N., мнившей себя неотразимой красавицей, и спрашивает:

— Вам никогда не говорили, что вы похожи на Брижит Бардо?

— Нет, никогда, — отвечает N., ожидая комплимента.

Раневская окидывает ее взглядом и с удовольствием заключает:

— И правильно, что не говорили.

Хозяйка дома показывает Раневской свою фотографию детских лет. На ней снята маленькая девочка на коленях пожилой женщины.

— Вот такой я была тридцать лет назад.

— А кто эта маленькая девочка? — с невинным видом спрашивает Фаина Георгиевна.

Даже любя человека, Раневская не могла удержаться от колкостей. Досталось и Любови Орловой. Фаина Георгиевна рассказывала, вернее, разыгрывала миниатюры, на глазах превращаясь в элегантную красавицу — Любочку.

Любочка рассматривает свои новые кофейно-бежевые перчатки:

— Совершенно не тот оттенок! Опять придется лететь в Париж.

Еще «из Орловой».

— Ну что, в самом деле, Чаплин, Чаплин… Какой раз хочу посмотреть, во что одета его жена, а она опять в своем беременном платье! Поездка прошла совершенно впустую.

Раневская обедала как-то у одной дамы, столь экономной, что Фаина Георгиевна встала из-за стола совершенно голодной. Хозяйка любезно сказала ей:

— Прошу вас еще как-нибудь прийти ко мне отобедать.

— С удовольствием, — ответила Раневская, — хоть сейчас!

— Вы слышали, как не повезло писателю N.? — спросили у Раневской.

— Нет, а что с ним случилось?

— Он упал и сломал правую ногу.

— Действительно, не повезло. Чем же он теперь будет писать? — посочувствовала Фаина Георгиевна.

Журналист спрашивает у Раневской:

— Как вы считаете, в чем разница между умным человеком и дураком?

— Дело в том, молодой человек, что умный знает, в чем эта разница, но никогда об этом не спрашивает.

— Кем была ваша мать до замужества? — спросил у Раневской настырный интервьюер.

— У меня не было матери до ее замужества, — пресекла Фаина Георгиевна дальнейшие вопросы.

У Раневской спросили, любит ли она Рихарда Штрауса, и услышали в ответ:

— Как Рихарда я люблю Вагнера, а как Штрауса — Иоганна.

На одесском рынке мужчина продает попугая и индюка. Раневская:

— Сколько стоит ваш попугай?

— Тысячу рублей, ведь он говорящий, может сказать «ты дурак».

— А индюк?

— Десять тысяч,

— Почему так дорого?

— Самый умный. Он не говорит «ты дурак», но он так думает.

Рина Зеленая рассказывала:

— В санатории Раневская сидела за столом с каким-то занудой, который все время хаял еду. И суп холодный, и котлеты не соленые, и компот не сладкий. (Может, и вправду.) За завтраком он брезгливо говорил: «Ну что это за яйца? Смех один. Вот в детстве у моей мамочки, я помню, были яйца!»

— А вы не путаете ее с папочкой? — осведомилась Раневская.

На заграничных гастролях коллега заходит вместе с Фаиной Георгиевной в кукольный магазин «Барби и Кен».

— Моя дочка обожает Барби. Я хотел бы купить ей какой-нибудь набор…

— У нас широчайший выбор, — говорит продавщица, — «Барби в деревне», «Барби на Гавайях», «Барби на горных лыжах», «Барби разведенная»…

— А какие цены?

— Все по 100 долларов, только «Барби разведенная» — двести.

— Почему так?