Как все-таки приятно возвращаться домой. После общения с братьями-ботаистами она чувствовала себя… испорченной, нечистой. Морима невольно вздрогнула. «Мне столько надо сказать вам, сестра Саэдза, — мысленно обратилась она к настоятельнице, — и многое из этого непонятно мне самой».

Сестра Морима продолжала путь, глядя на дорогу перед собой, слушая шарканье паломников, их приглушенные молитвы, кашель безнадежно больных. Утренний воздух был свеж, в нем еще чувствовался ночной холодок, но солнце уже начало припекать. Осень достигла точки равновесия: подобно чайке, распростершей крылья в воздушном потоке, осень будто парила над землей. С приходом ночи все ждали, что равновесие вот-вот нарушится, однако по утрам солнце опять дарило вчерашнее тепло, и воздух снова наполнялся осенними ароматами. Время точно замедлило ход — листья не спешили опадать, цветы цвели вопреки отпущенному для них природой сроку. Стояла странная и невероятно красивая пора.

Сестра Морима свернула за угол, к воротам обители Первого Пробуждения, где обычная толпа Ищущих Знания окружила сестер-привратниц. На лицах паломников читалось затаенное желание — каждый мечтал, чтобы его впустили, позволили провести в обители несколько дней, посетить службы, может быть, даже услышать несколько слов от настоятельницы, сестры Саэдзы, которая, как все знали, стояла у порога Завершения.

Сестра Морима медленно проплыла сквозь людскую толчею. Завидев ее, паломники уступали ей дорогу.

— Пропустите досточтимую сестру…

— Посторонись, брат, сестра идет в обитель…

— Попросите за нас, досточтимая сестра, мы проделали долгий путь из Чу, чтобы услышать благословение настоятельницы. Мы шли от самой Чу… досточтимая сестра?

Сестры-привратницы тепло приветствовали ее. В их глазах застыли безмолвные вопросы — они знали, откуда она вернулась.

Морима пересекла внешний двор обители вместе с группой избранных паломников, которым посчастливилось войти в ворота. Кому-то пропуском в обитель послужило имя монахини, уроженки их провинции, кому-то — пожертвование на благие деяния сестринского ордена, а кто-то из паломников проник в обитель просто потому, что не захотел уйти прочь с теми, кому не повезло. Толпа схлынула, удостоившиеся чести двигались в блаженном молчании.

Сестра Морима распростерлась на камнях перед изваянием Ботахары и только потом прошла через вторые ворота, ведущие во внутренний двор. Здесь ей встречались лишь сестры в монашеских одеяниях и молодые послушницы, а шум голосов полностью приглушали высокие стены. Она облегченно вздохнула. «Мне тяжело нести мое бремя, но скоро я разделю его с другими». Вопреки надеждам эта мысль ее не утешила, потому что известия, которыми ей предстояло поделиться, были отнюдь не радостными.

Послушницам, сопровождавшим Мориму, не терпелось поскорее помыться с дороги и отдохнуть, однако монахиня их не отпускала, и девушки беспрекословно следовали за ней. «Они должны понять, что путь наш всегда одинаково труден. В этой жизни нам нет ни награды, ни передышки», — мысленно проговорила она.

Навстречу ей шла сестра старшего ранга. Очевидно, ей велели встретить путешественницу. Морима сперва не узнала ее, а потом вспомнила — сестра Гаца. Значит, стервятники уже слетелись. Представители всех течений собрались здесь; они выжидают и плетут интриги. Нет, сказала себе Морима, она слишком хорошо знает сестер-привратниц: если бы час Завершения для Саэдзы-сум уже наступил, они бы ее предупредили.

— Идите и помогите приготовить еду для паломников, — приказала она сопровождавшим ее послушницам. Разочарование и обида полыхнули в глазах девушек лишь на мгновение, а затем без следа исчезли.

— Сию минуту, сестра Морима. Благодарим за ваше поручение. — Подхватив дорожные мешки, послушницы поспешно удалились.

Морима удовлетворенно кивнула: они все поняли и станут хорошими монахинями.

— Сестра Морима, как я рада вас видеть! — воскликнула сестра Гаца и поклонилась.

Пропустив мимо ушей эту ложь, Морима поклонилась в ответ, не скрывая усталости. Гаца приноровила свой шаг к шагу Моримы. Сестра Гаца была высокой женщиной, и, как ни странно для смиренной жрицы Просветленного Владыки, в ее осанке и речах порой сквозило нечто царственное. Тяжелую линию подбородка смягчали выразительный рот и глаза, в которых плясали огоньки жизнелюбия. Сестра Гаца была не из тех монахинь, чей взор устремлен в иные, высшие сферы. Она четко видела окружающий ее мир и не упускала ни одной мелочи.

— Надеюсь, ваше путешествие было благоприятным?

— В высшей степени. Благодарю вас за любезный вопрос, — как можно суше ответила Морима. Монахини вошли в арку и продолжили путь по широкой крытой галерее.

— Так, значит, вы воочию видели рукописи Просветленного? — с явным благоговением в голосе спросила сестра Гаца, впившись взглядом в лицо Моримы.

Сестра Морима помолчала, затем отвернулась в сторону и промолвила:

— Я видела свитки, которые есть у братьев.

— И что?

— Что «и что», сестра?

— Вы видели свитки, написанные рукой Владыки Ботахары, и вам больше нечего сказать? — раздраженно проговорила высокая монахиня.

Сестра Морима вновь немного поколебалась, затем глубоко вздохнула.

— Мои впечатления не передать словами, сестра. — Морима замолчала и, протянув руку, оперлась о колонну.

Гаца безмолвно смотрела на грузную сестру Мориму, которая, казалось, была готова расплакаться.

— Прошу извинить меня. Я должна… осмыслить свои переживания с помощью медитации. Наверное, тогда я смогу объяснить, что почувствовала в тот момент.