Я крикнул «Нет!» так громко, что сидевший в соседнем кресле парень с оранжевыми прядями в волосах подскочил — стилист едва успел отдернуть руку, не то ляпнул бы ему оранжевой краской прямо по лбу. Мягким движением он усадил парня на место и повернул его голову.

— Наголо — ни в коем случае!

— Хорошо. — Эйрборн не настаивал. — Вариант два. Акцентировать эти три — как бы сказать? — три детали.

— Акцентировать? То есть?

— Ну, скажем, можно покрасить в зеленый цвет. Ваша внешность сразу приобретет некий особый нюанс.

— Нет. — Я отхлебнул «Карибской мечты». — Нет. Я не в том возрасте.

— Totally wrong. Напрасно вы так думаете. Слегка астральное звучание… при чем тут возраст?

— Ну да. То есть нет. Не хочу. — Я покосился на молодого человека в соседнем кресле, мастер маленькой кисточкой наносил последние оранжевые штрихи на его виски. Парень младше меня как минимум на двадцать лет. Он, кстати, тоже скосился в мою сторону, не поворачивая головы.

— В таком случае остается третий вариант. Думаю, это самое простое решение. Короткая стрижка. Ступеньки, конечно, будут просвечивать, но уже не так отчетливо. Но должен предупредить вас — вы будете похожи на студента-дуэлянта прежних времен.

— Что? Почему?

— Ну да. На бурша, который в поединке получил шпагой по голове, причем сзади, а это значит, дуэлянт пустился наутек, показав врагу спину.

— Какая мне разница.

— Хорошо. Просто я подумал, надо предупредить вас.

Интересно, откуда у этого Ариэля столь обширные познания о нравах средневековых студентов?

— Двум смертям не бывать… Стригите!

— А височки покрасить не желаете? Седины уже многовато.

— Нет! Пятидесятилетний мужчина с крашеными волосами — что может быть отвратительнее? И с каждым следующим годом вид все более пакостный.

— Ну что вы! Подумайте, ну как бы выглядел Геншер, если бы не закрашивал седину? Добренький дедушка с ушами как у слона, да его никто не стал бы слушаться.

— Нет, нет! Пожалуйста. Только стрижку!

— О'кей. Сперва помоем голову.

Я отпил еще глоток «Карибской мечты», и меня охватило благодушное безразличие ко всему на свете, в голове — а голову я откинул назад — клубился приятный туман. Я увидел, что Эйрборн вытряхнул себе на ладонь немного геля ядовито-зеленого цвета и мягкими, ласкающими движениями принялся втирать эту зелень в мои волосы.

— Но как же вам пришла такая странная идея — пойти там, у них, у восточных, к парикмахеру? Кто живет в западной части города, стараются в восточные районы не ездить, разве только в театр…

— Надо было встретиться с одним человеком, пришлось ждать его, вот и получилось… Вообще-то я из Мюнхена.

— У вас тур?

— Нет, я занимаюсь одной темой… хочу кое-что написать. О картофеле.

Эйрборн засмеялся:

— Моя любимая еда — отварная картошка с зеленым соусом, знаете, из зелени с майонезом или йогуртом.

— Да? Когда-то я познакомился с одной девушкой, она до того любила отварную картошку с зеленым соусом, что придумала себе, представьте, карнавальный наряд «молодая картошка».

Он бережно отжал воду из моих волос.

— Не беспокойтесь, и глаза можно не закрывать, этот гель не раздражает. Сразу видно, что вы давно не посещали салон причесок, — вы до сих пор не расслабились. Опустите немного голову и полностью расслабьтесь. — Он слегка сжал пальцами мускулы у основания моей шеи, потом довольно крепко — левое плечо. — Вот здесь и здесь мышцы сильно напряжены. — Капнув на ладонь геля, он помассировал мне шею. — Чувствуете? Затвердение, будто в узел завязано. Разве можно в таком состоянии по городу бегать?

Я почувствовал, что напряжение в мышцах слабеет, удивительно, раньше я и не замечал, что там что-то не в порядке. От удовольствия по спине побежали мурашки. Еще немного, и я, пожалуй, засну сладким сном.

Он быстро вытер мне волосы, взял расческу, ножницы и приступил к стрижке. Стриг он точно рассчитанными, выверенными движениями, ничуть не похожими на пижонское щелканье ножницами, которое перед моим носом производил Крамер, и гребнем не размахивал, будто саблей.

— Но разве он не показал вам в маленькое зеркало, как постриг затылок?

— Нет.

— Странно, ведь это, можно сказать, ритуал, строго соблюдаемый цирюльниками старой школы. Ну да ладно, все равно вы уже не можете подать рекламацию, остается только суд. Кто знает, скольким людям он в свое время нечаянно уши подрезал, в ГДР своей… Между прочим, с этой короткой стрижкой отлично смотрелась бы серьга в ухе. Вспомните Агасси. Он почти всегда с серьгой.

— Разумеется. Но я — не первая ракетка мира. Мне такие вещи не по возрасту. Не хочу казаться смешным.

— Но вы же носите перстень? Хотя люди вашего типа обычно перстней не носят.