– Фа-чейи кол!.. – заверещала она. – Фа-чейи кол!.. Калсидиец так и замер на месте. Малта машинально убрала с лица волосы… и матрос отшатнулся, словно ударенный, прошипев какие-то слова, полные ужаса и отвращения. «Сработало!..» Малта перевернулась и вскочила, чтобы в два прыжка одолеть оставшееся расстояние. Откинув входной клапан, она буквально рухнула на пол, всхлипывая и задыхаясь. Локти жестоко саднили. Девушка почувствовала, как что-то затекло в глаз, и сморгнула. С ресниц капнула кровь. Малта вспомнила, как ударилась лбом, и поняла, что падение разбередило рану на лбу.

Сатрап даже голову от подушки не оторвал. Лишь требовательно спросил:

– Где моя книга?

Малта кое-как успокоила дыхание и ответила:

– По-моему, у него ни одной нету, – «Вот так. Правильные слова. Причем ровным голосом. Только не показывать ему страх…» – Я сказала, как ты велел. А он указал мне на дверь.

– Безобразие, – пробормотал владыка Джамелии. – Чует мое сердце, умру я от скуки на этом проклятом корабле. Вот что. Иди сюда, будешь мне пятки чесать. Может, хоть усну. Все равно здесь больше нечего делать!

«Выбора нет»,– сказала себе Малта. Сердце у нее по-прежнему колотилось, а горло так пересохло, что трудно было дышать. Либо пятки ему чесать, либо умереть жестокой и до крайности отвратной смертью. Локти и колени так и горели, похоже, она их здорово ободрала. Малта извлекла длинную занозу, обнаруженную в ладони, и уселась на пол у ног сатрапа. Он покосился на нее… и при первом же прикосновении отдернул ступню.

– Это еще что? Что случилось?

Вопрос, похоже, касался ее окровавленного лба, и Малта ответила просто:

– Я упала, вот рана и открылась.

Она поднесла руку ко лбу, чтобы осторожно пощупать. На пальцах осталась не только липкая кровь, но и густой белый гной. Малта уставилась на него в ужасе. Торопливо подхватив одну из тряпок Кикки, она прижала ее к ране. Больно было не слишком, но гноя оказалось такое количество! Малту снова затрясло, но уже по другой причине. Что все это значит? Что с ней происходит?

И не было даже зеркальца, чтобы поглядеться в него и хоть что-то понять. Руками же Малта все последнее время старалась к шраму не прикасаться – наверное, чтобы пореже вспоминать о его существовании. А он таки существовал, да еще как! Малта собралась с духом и стала внимательно ощупывать. Было больно, но вполне терпимо. Совсем не так, как можно было предположить по количеству крови и гноя. Сам же шрам оказался длиной с ее указательный палец и к тому же в два пальца толщиной. Сущий гребень. Жесткий, хрящеватый, бугристый. Малта содрогнулась, желудок поднялся к горлу. Она посмотрела на сатрапа и тихо спросила:

– Как он выглядит?

Он, похоже, просто не услышал ее.

– Не прикасайся ко мне! – взвизгнул Касго. – Ступай умойся да перевяжись чем-нибудь! Пфуй!.. Смотреть тошно! Уйди от меня!

Малта отвернулась от него, перевернула тряпочку и снова прижала ко лбу. Ткань быстро промокла, по руке Малты от запястья к локтю засочилась розоватая сукровица. Останавливаться она, похоже, не собиралась. Малта пересела к Кикки, ища у той утешения. Ей было до такой степени страшно, что она даже не расплакалась. Лишь прошептала:

– Наверное, я умираю?

Кикки не ответила. Малта присмотрелась внимательнее…

И увидела, что Сердечная Подруга сатрапа была мертва.

В это время снаружи послышались возбужденные крики матросов. Сатрап немедленно приподнялся, потом сел.

– Корабль! – вырвалось у него. – Они окликают корабль! Может, хоть теперь дождемся настоящей пищи и вдоволь вина! Малта, живо тащи мои… Э, да что еще с тобой?

Он раздраженно уставился на Малту. Потом додумался проследить направление ее взгляда.

– Умерла, – констатировал он. И огорченно покачал головой: – Ну что за досада!

Серилла распорядилась накрыть стол в библиотеке. И, сидя там, ждала его с нетерпением, не имевшим, правда, никакого отношения к голоду. Ужин подавала служанка с татуированным лицом. Делала она это по всем правилам высшего джамелийского света, и почему-то это бесконечно раздражало Сериллу.

– Не беспокойся, – почти резко остановила она девушку, собравшуюся было налить ей чаю. – Остальное я сделаю сама, а ты ступай себе. И помни, пожалуйста, что я не велела беспокоить.

– Слушаюсь, госпожа. – Женщина невозмутимо склонила голову и удалилась.

Серилла вынудила себя сидеть у стола в полной неподвижности, пока дверь за спиной не была плотно прикрыта. Тогда она быстро поднялась, на цыпочках перебежала комнату и тихо опустила щеколду.

Незадолго перед этим какой-то слуга распахнул на окнах тяжелые шторы, впуская внутрь свет ветреного непогожего дня. Серилла очень тщательно задернула их, проследив, чтобы между краями не осталось никаких щелок. И, лишь уверившись, что никто не нарушит ее уединения и не сможет подглядеть, вернулась к столу. Еда мало интересовала ее. Серилла сразу схватила салфетку – и с надеждой стала трясти.