— Спасибо, — кивнула она и, подхватив почти пустой пакет, кинулась вон из больницы.

Практикант смотрел ей вслед и вытирал скупую мужскую слезу, но подойти так и не решился.

Под чутким наблюдением Кавериной и Леопольда Кирилловича молодые люди в спецодежде вынесли мебель из директорского кабинета, сняли старый и уродливый, покрытый десятком слоев краски плафон в стиле позднего барокко и накрыли пол газетами. После этого в кабинет ворвалась стайка женщин в штанах, замазанных красками всех цветов радуги, и начала лениво смывать побелку с потолка. Помещение мгновенно заполнилось белой пылью, известкой, шумом и гамом. Директор мялся в коридоре, не зная, куда ему деваться.

— А когда ремонт будет закончен? — спросил он бригадира.

— За неделю сделаем, ко вторнику ужо усе покрасим и повесим, — коротко отозвался бригадир. — А если вы не косметический ремонт хочите, а вдруг капитальный, тогда это дороже будет и подольше.

— Нет-нет, нам вполне достаточно косметического, — изящно встряла в разговор Каверина, но тут директор снова подал голос и сказал, что хочет именно капитальный, и никаких гвоздей. Так и сказал: «никаких гвоздей». Леопольд Кириллович очень нервничал и сердился. Почему-то ему казалось, что его, доктора наук, члена-корреспондента и вообще заслуженного ученого, именно сейчас как-то обводят вокруг пальца и он этому каким-то неведомым образом способствует.

Аля с огромным трудом закончила чтение второй статьи, написанной полногрудой мадам Остроухиной и озаглавленной «Иерархические отношения в географической оболочке», когда дверь скрипнула и на стул перед Алей опустилась бледная и несчастная Наташа. Волосы у нее стали короткими, и теперь было видно, что они слегка вьются. Небольшой пакет, в который были сложены ее немногочисленные пожитки, девушка положила себе на колени, она горбилась, и ее сутулость, обычно легкая и едва заметная, резко бросилась Але в глаза.

— Привет, Алька, — прошептала Наташа и разразилась бурными слезами.

Аля бросилась ее утешать, но не рискнула ни поить водой из графина, ни дать таблетку валерианки из пачки, лежавшей в столе.

— Представляешь, — говорила Наташа, размазывая слезы по худому, бледному лицу, — я думала, что он хотя бы поцелует меня на прощание… Хотя бы поцелует!

Слезы снова полились градом. Аля ей искренне сочувствовала.

— Домой я не поеду, приютишь меня? — наконец выдавила из себя Наташа, страшно стесняясь обременять кого-либо своими проблемами, но понимая, что деваться ей некуда.

— Конечно, — тут же согласилась Аля, — только у меня уже живет Тигринский. Если ты согласишься составить ему компанию, то никаких проблем, живи сколько надо. Все равно я сейчас у Борща живу. Мы повезем ему еду и тебя прихватим.

У Наташи, пережившей за последние несколько дней множество потрясений, сил удивляться уже не было. Она вяло кивнула. «Тигринский — так Тигринский. Мне все равно», — подумала она обреченно. На место слез пришла апатия.

Тигринский по обыкновению лежал в ванне в облаке пены, когда дверь отворилась и вошла Наташа.

«Я сплю, — подумал Стас. — Я сплю и мне снится Наташка. Не то чтобы она была красавица, но весьма ничего, во всяком случае — блондинка».

Наташа опустила крышку унитаза и села на гладкое пластиковое сиденье.

— Привет, — сказал Тигринский, высовывая из пены правую ногу, — какими судьбами?

— Аля пустила меня пожить, к родителям я не вернусь, у меня конфликт с матерью, — сказала девушка, поджимая длинные худые ноги. Под ее припухшими глазами залегли темные тени.

— Ну и хорошо! — с энтузиазмом отозвался Стас. — Будем вместе жить, как в сказке про теремок. Ты готовить умеешь?

— Пальчики оближешь! — проговорила Наташа, чувствуя, как оттаивает сердце и как ей становится легко и хорошо в компании коллеги, поступившего в аспирантуру к Стручкову на два года раньше ее и сейчас лежащего перед ней по горло в горячей воде.

— Ты ванну принять хочешь? — по-своему истолковав ее взгляд, спросил Стас девушку. Задавая этот вопрос, он подумал о старом добром правиле, гласившем, что, если хочешь получить положительный ответ, задавать вопрос надо без частицы «не». То ли уловка удалась, то ли Наташа действительно хотела в ванну, но она кивнула. — Вот и отлично! — радостно откликнулся Тигринский. — Тогда залазь ко мне! Или ты стесняешься?

— Нет, совсем не стесняюсь, — отозвалась Наташа. — А ты меня действительно только искупаться зовешь или виды какие имеешь? Предупреждаю, мне сейчас не до секса.

— Еще с прошлого раза занозы не вытащила? — подмигнул Тигринский.

— Что ты имеешь в виду? — спросила Наташа, опираясь спиной о стену и вытягивая ноги. Сидеть на сиденье унитаза было неудобно, она никак не могла найти комфортное положение.

— Есть такой анекдот, — охотно объяснил Стас, высовывая из пены слишком тонкую шею. — Буратино приходит к Мальвине и ноет: «Мальвиночка, ну да-а-а-ай»…