Они чувствовали себя чужаками в арабской стране. Евреи жили в земле двух рек испокон веков. Однако в настоящее время Даниил, Залман и Рахиль были дхимми — людьми, которых терпят. Не язычниками во время войны, не мусульманами во время мира. Такими же, как христиане и сабейцы, которые верили в Бога, но отвергали пророчество Мухаммеда. Их жалели, дразнили, но ненависти к ним не питали.

Богатые евреи, приехавшие из старого Багдада в обнесенный стеной город, стояли над ними. Богач Сассун 7 в своем дворце с внутренним двором. Эксиларх в большой синагоге с колоннами. Торговцы, привозившие опиум из Китая и рубашки из Манчестера, чьи жены щеголяли в золоте, но только при закрытых дверях. Выше их были арабы, а выше всех был турецкий правящий класс. Их мужчины носили золотые карманные часы, шелковые носки, зеленые фески. Они свысока взирали на провинциальных иракцев в тюрбанах из каравивы, северян в пестрых головных платках, смуглолицых сельских жителей в халатах куфик и чалмах, затвердевших от пота с животным запахом.

Казалось, что в городе есть предел и для беспорядка. Под переполненной канализацией и переполненными улицами существовал каменный слой порядка. Рахили ее противостояние сходило с рук, поскольку она ничего собой не представляла. А ее племянникам — их вызов, поскольку никто не догадывался, что противостояние может заключаться в названиях рек. И прежде всего они сами.

Весной по вечерам Рахиль рассказывала им истории.

— Тетя, не детскую сказку!

— Не детскую. Ложись.

Рахиль не касалась прошлого евреев, которое они изучали в синагоге. Она рассказывала братьям старые предания их страны. О проклятии сирруш, дракона-собаки с орлиными лапами, который преследовал грабителей гробниц в Вавилоне. О богах древних городов, боге луны Сине с голубой бородой и богине любви Иштар. Туча богов кишела, как мухи, над приносимыми им жертвами. Боги в человеческом облике по-собачьи ежились от страха на стенах во время большого наводнения.

«И я подумал про себя и сказал: „Клянусь Аллахом, у этой реки должно быть начало и конец, и на ней обязательно должно быть место, через которое можно выйти в населенную страну“.

Голос ее был негромким. Более мягким, чем мужской. Меняющимся. Рахиль — изготовительница клецек превращалась в Синдбада-морехода. Старика, рассказывающего небылицы. Даниил лежал поближе к ней, Залман подальше, в отдалении шумела река. Шел март. Уровень воды был высоким.

«А затем я поднялся на ноги и собрал на острове бревна и сучья китайского и камарского алоэ и связал их на берегу моря веревками с кораблей, которые разбились. Принес одинаковые доски из корабельных досок и наложил их на эти бревна, и сделал лодку в ширину реки или меньше ее ширины, и хорошо и крепко связал их. И я захватил с собой благородных металлов, драгоценных камней, богатств и больших жемчужин, лежавших, как камешки, и прочего из того, что было на острове, а также взял сырой амбры, чистой и хорошей»».

В течение всех жарких месяцев они спали снаружи. На крыше, где их мог обдувать самый легкий ветерок. Крыша была заполнена сушившимися на солнце подносами Рахиль в пятнах от финикового сиропа и томатной пасты. Рядом с подносами стоял запотевший кувшин с водой. Утром он был виден тенью — толстой, темной, прохладной. Высоко над крышей кружили ястребы. Иногда братья слышали сов, и постоянно доносились крики ночных цапель на реке, неизменен был кровавый запах томата от подносов.

«А затем я спустил эту лодку на воду».

Рахиль умолкла, прислушалась. Младший мальчик дремал, раскрыв рот. Она подавила в себе желание его закрыть. Даниил лежал, свернувшись. На его белое плечо сел комар, и Рахиль прогнала его, не касаясь кожи. Снова начала рассказывать. Тише, делая паузы между отрывками. Выдумывая их.

«Течение быстро несло меня, и вскоре я оказался в доме Бен Леви. Я был рад встретить своих племянников Залмана и Даниила и свою красивую тетю Рахиль. Я дал им золота и раздал милостыню городским беднякам. Такова история моего шестого путешествия. Завтра, друзья, я расскажу вам о седьмом и последнем».

Рахиль поднялась, захрустев суставами. Подошла к лестнице, спустилась в дом и только там позволила себе потянуться. Сняла серьги и положила на стол для мяса. Наверху ветерок из пустыни, такой же теплый, как кожа, обдувал братьев. Это походило на сон без сна.

Ш-ш-ш.

— Залман. Слышишь реку?

— Да.

— Вода поднялась. Тебе не страшно?

— Нет.

Луна светила им в глаза. Иногда во время подъема воды братья шептались до рассвета. Иногда разговаривали во сне, сами того не сознавая. Или один брат сознавал это, когда другой начинал нести бессмыслицу.

— Нет. — Голос Даниила звучал хрипло. Во рту у него пересохло. Повернув голову он взглянул на кувшин с водой. — Мы могли бы уплыть.

— У нас такие прозвища.

— Да, уплыть. До самой Басры. Река залила бы все. Ульи Юсуфа. Песок стал бы похож на морское дно.

Залман подумал, умеют ли пчелы плавать. Представил себе их под водой, плывущих косяком, словно рыбки.

— Басра очень далеко. Я хочу остаться здесь.

— Да. Мы всплывем до крыши. Посмотрим вниз, а там синагога. — Даниил хихикнул в темноте, негромко, заговорщицки. — Мокрая, как очко в уборной. Бимах уплывает, как лодка.

— Тогда будем тут жить. Я и Рахиль. Ты и Юдифь. Пчелы Юсуфа.

— И Юсуф. И его семья.

— Пожалуй.

Над лицом Залмана проплывала луна. Он поднял руку и смотрел, как она разглядывает его пальцы.

На крышу долетали уличные звуки. Голос говорившего по-арабски человека. Понукания запоздавшего торговца скотом, гнавшего стадо. Позвякивание колокольчиков коз. А из-за города доносился шум реки.

Утром Рахиль будет спать рядом с ними. Даниилу вспомнился Елеазар. Он был их последним родственником-мужчиной, двоюродным дедушкой. Приезжая в Багдад, спал у кувшина с водой. Купец из Басры, он торговал оружием и лекарствами, сталью и кожами, серебром и драгоценными камнями. Борода у него была трехцветной, бело-черно-рыжей. Говорил он на арабском диалекте, который братья с трудом понимали. Ходил во сне. Когда Елеазар приезжал в последний раз, Даниил обнаружил отпечатки ступней в остатках сиропа на подносах. Большие, твердо вдавленные в коричневый липкий слой. Следы вели к краю плоской крыши и обрывались.