Девлин рассмеялся:

– Неужели вы думаете, что она тут же ответит «да» на мою просьбу? – Он покачал головой. – И как вам пришла в голову такая мысль?

– Все дело в том, как ей это преподнести.

– Может быть, и так, – согласился Девлин. – С другой стороны, было бы гораздо проще подсыпать ей чего-нибудь в чай.

Тут уж пришла очередь смеяться Хантеру.

– Знаете что? Вы мне нравитесь, профессор, хотя сначала я ощущал какую-то настороженность.

– Почему же? – удивленно спросил Девлин.

– В чине капитана я служил в бригаде «Райфл» в Белфасте, Лондондерри и Южном Арма.

– А, теперь понимаю.

– С 72-го по 78-й я был там четыре раза.

– Четыре раза за такой срок – это слишком много.

– Точно. Честно говоря, по моему мнению, следовало бы вернуть Ольстер аборигенам.

– Это наилучшее предложение из всех услышанных мной сегодня, – бодро подтвердил Девлин, сдвинув шляпу на лоб, закурил и устроился поудобнее на сиденье.

В это же самое время генерал-лейтенант Масловский в своем кабинете на площади Дзержинского размышлял над делом Качулейна.

Сообщение Черни было передано Лубовым и получено в Москве два часа назад. Странным образом оно напомнило Масловскому об украинском Друморе, о том дождливом дне, когда Келли с пистолетом в руке не пожелал выполнить приказ.

В кабинет вошел помощник генерала, капитан Игорь Курбский с чашкой кофе. Масловский начал медленно пить.

– Ну, каково ваше мнение?

– По-моему, товарищ генерал, Качулейн прекрасно справлялся со своими задачами в течение многих лет. Но теперь...

– Я понимаю, что вы хотите сказать, – прервал его Масловский. – Теперь, когда британской контрразведке известно о его существовании, поимка его лишь вопрос времени.

– А Черни англичане вообще могут взять в любой момент.

Постучав, у двери появился ординарец с шифрограммой. Курбский взял ее, отпустил прапорщика и сказал:

– Для вас, товарищ генерал. От Лубова из Дублина.

Смысл сообщения заключался в том, что Девлин отправился в Париж на встречу с Татьяной Ворониной. Как только генерал услышал это имя, он вскочил и вырвал шифрограмму у Курбского. Ни для кого не была тайной его привязанность к приемной дочери, особенно усилившаяся после смерти жены. Считавшийся на работе мясником, дома он был совершенно иным.

– Кто наш лучший сотрудник в парижском посольстве? Белов?

– Так точно, товарищ генерал.

– Сегодня же вечером пошлите ему шифровку: Танины концерты отменяются. Возражения не принимаются. Отвечаете за ее безопасность до момента прибытия в Москву. Масловский.

– А Качулейн?

– Он свое дело сделал. Жаль его, конечно.

– Так мы будем его отзывать?

– Нет. На это нет времени. Действовать нужно немедленно. Качулейна ликвидировать Черни – тоже. Чем раньше, тем лучше.

– Разрешите сказать, товарищ генерал? Лубов в этом смысле не особенно того...

– Что того?! Он что, не прошел соответствующей подготовки? Как бы там ни было, эти двое не ждут такого исхода, так что особых сложностей у него не возникнет.

Телетайп в советском посольстве в Париже начал отстукивать шифровку. Девушка-оператор подождала, пока не пройдет весь текст, и отправилась к старшему ночной смены.

– Шифровка из Москвы для полковника Белова.

– Его нет в Париже, – ответил дежурный офицер. – Если не ошибаюсь, он сейчас в Лионе. Приедет завтра во второй половине дня. Без его личного кода расшифровка все равно невозможна.

Оператор зарегистрировала входящий номер, положила шифровку в сейф и вернулась на свое рабочее место.

В Дублине Лубов прекрасно провел вечер, посмотрев великолепную постановку «Заложника» Брендана Биена и поужинав в одном из лучших рыбных ресторанов города. Так что в посольство, где его ждала шифровка из Москвы, он возвратился около полуночи.

Прочитав ее в третий раз, он никак не мог поверить в то, что там было написано. В течение ближайших двадцати четырех часов он должен был убрать и Черни, и Качулейна. Руки его вспотели и дрожали. Несмотря на основательную подготовку и долгие годы службы в КГБ, убивать людей Лубову еще никогда не приходилось.

Татьяна Воронина выходила из ванной комнаты своего роскошного номера в «Ритце», когда принесли завтрак: чай, бутерброды и мед – именно то, что она заказывала. На ней были оливково-зеленый комбинезон и мягкие коричневые сапожки, так что все вместе это напоминало нечто полувоенное. Таня была изящной молодой женщиной с темными непослушными волосами, которые все время приходилось убирать со лба. Она недовольно посмотрела на себя в золоченое зеркало над камином и собрала волосы на затылке в узел. Затем села и принялась за завтрак. Не успела она закончить трапезу, как в номере появилась приятная седоватая женщина лет сорока пяти. Это была постоянно сопровождавшая ее на гастролях секретарша – Рубенова.