– Можно сказать, что да.

Между тем верблюд подошел ближе, теперь расстояние до него не превышало ста метров. От седла наездника тянулась веревка, к которой был привязан человек, еле шевеливший ногами от усталости.

– А это кто такой? – спросил Виллерс.

– Хамид, – ответил Салим.

– С другом?

Салим рассмеялся.

– Эта страна принадлежит нам, майор Виллерс, нам, рашидам. Сюда следует приходить лишь тогда, когда тебя пригласят.

– Но в Хауфе комиссары НДРЙ не признают прав рашидов. Они даже в аллаха не верят, только в Маркса.

– Дома пусть себе шумят, сколько хотят, но на земле рашидов... – Салим пожал плечами и достал из складок одежды жестяной портсигар. – Хватит об этом. Папиросу, друг мой?

Араб ловко скрутил ее на конце, вставил в рот Виллерсу и поднес огонь.

– Русский? – снова спросил Виллерс.

– В пятидесяти милях отсюда, недалеко от Фасари, в пустыне стоит их военно-воздушная база. Много русских самолетов, грузовиков, солдат – всего!

– Я знаю.

– Знать-то, может, и знаешь, а вот почему твоя хваленая САС ничего не предпринимает?

– Моя страна не воюет с Йеменом, – сказал Виллерс. – Я всего лишь британский военный советник, который по просьбе султана Омана обучает его войска и руководит их операциями против марксистских повстанцев.

– Мы не марксисты, Виллерс-сахиб. Мы рашиды, идем, куда хотим, и майор САС для нас хорошая добыча. За него мы получим много верблюдов и много винтовок.

– От кого?

Салим ткнул папиросой в сторону.

– Я послал весточку в Фасари. Русские должны приехать уже сегодня. Они заплатят за тебя кучу денег. С моей ценой они согласились.

– Сколько бы они ни предложили, мои люди заплатят больше, – заверил Виллерс. – Если вы доставите меня в Дофар целым и невредимым, они дадут, сколько захотите, в английских золотых соверенах или в серебряных талерах.

– Ах, Виллерс-сахиб, я уже дал слово, – засмеялся Салим.

– Можешь не объяснять. Известно – для рашидов слово священно.

– Вот это точно!

Салим поднялся, когда верблюд подошел совсем близко и опустился на колени. С него сошел Хамид, молодой рашид в красном одеянии. Он дернул за веревку, и человек на другом ее конце упал на четвереньки.

– Это кто такой? – спросил Салим властно.

– Мы схватили его, когда он шел ночью через пустыню. – Хамид подошел к верблюду и снял с него солдатскую фляжку и ранец. – Это он нес с собой.

В ранце оказались хлеб и консервные банки с надписями по-русски. Одну из них Салим протянул Виллерсу и спросил нового пленника по-арабски:

– Вы русский?

Перед ними стоял старый седой человек, изможденный, его рубаха цвета хаки была насквозь пропитана потом. Он потряс головой. Губы его раздулись, почти как у негра. Салим протянул черпак с водой. Старик жадно стал пить.

Виллерс довольно сносно владел русским.

– Кто вы такой? – спросил он. – Вы идете из Фасари?

– А вы кто? – прохрипел старик.

– Британский офицер из вооруженных сил султана в Дофаре. Эти люди напали на наш патруль, сопровождающих убили, а меня взяли в плен.

– Этот араб знает английский?

– Не больше трех слов. Но, может быть, вы говорите по-арабски?

– Нет, но думаю, что мой английский лучше, чем ваш русский. Меня зовут Виктор Левин, я иду из Фасари, хотел пробраться в Дофар.

– Чтобы перебежать?

– Примерно так.

– А, так он разговаривает с тобой по-английски! Значит, он не русский? – спросил Салим.

– Не имеет смысла рассказывать ему что-нибудь о вас, – тихо сказал Виллерс Левину. – Сегодня приедут ваши, чтобы забрать меня.

Он посмотрел на Салима.

– Да, он русский из Фасари.

– А что он потерял на земле рашидов?

– Он искал Дофар.

Салим прищурился.

– Чтобы сбежать от своих? – Он громко расхохотался и хлопнул себя по бедру. – Прекрасно! Русские хорошо за него заплатят. Это подарок, друг мой. Аллах любит меня! – Он кивнул Хамиду. – Отведи его в хижину и проследи за тем, чтобы его покормили. Потом явишься ко мне.

На Левина надели такие же колодки, как у Виллерса. Теперь они сидели рядом, прислонившись к стене. Через некоторое время появилась закутанная в черное женщина, присела на корточки и принялась поочередно кормить их похлебкой из деревянной чашки. Совершенно невозможно было понять, молодая она или старая.

Она аккуратно вытерла им рты, вышла и закрыла за собой дверь.

– Не понимаю, зачем они закрывают лица, – сказал Левин.

– В знак того, что принадлежат только своим мужьям. Другие мужчины не должны их видеть.