Именно он подал сейчас голос.

– Говорят, что усыпальница Слепого Короля – магическое место, госпожа. – Голос его звучал звучно и музыкально, как у театрального актера, и жесты были такими же отточенными. – В этом месте ощущаются странные силы. Там снятся волшебные сны. Если бы я пытался произвести колдовской ритуал, к примеру, чтобы призвать вельмож к бунту против законных правителей или чтобы навредить войскам империи, то выбрал бы именно это место для работы.

– Не сомневаюсь в этом, Бектис, – любезно согласился Ингольд. – Те, кто не обладают достаточной силой, цепляются за любую поддержку. Полагаю, ты сам ни разу там не был? Ну, конечно. – И он повернулся к Джованнин, не обращая больше никакого внимания на пышущего гневом Бектиса. – Госпожа, мое появление на юге никак не связано с вашими внутренними распрями. Я прибыл сюда вопреки приказам леди Минальды, и, поверьте, я считаю лорда Фнака глупцом, если он и впрямь думает, что сможет торговаться с на-Чандросом, марионеткой Эсбошета Йор-Клеосом или... с ее высочеством. – И он поклонился девушке, сидящей рядом с Бектисом. Она в ответ уставилась на него своими серебристыми глазами без всякого выражения. Джил обратила внимания, что принцесса не носит амулет, отпугивающий демонов, что было большой редкостью на юге, – видно, считалось, что силы зла не осмелятся напасть на ее высочество. Однако ее шею украшали дорогие янтарные четки.

А вот Джованнин не носила ни того, ни другого, равно как и вуали. Может, женщины, служащие Церкви, здесь считались равными мужчинам? Интересно, как аббатисе удалось захватить власть в свои руки и добиться столь высокого поста.

Обращаясь к девушке, Ингольд продолжил:

– Холод надвигающейся зимы – вечной зимы – сковал эту землю, как сковал и многие другие. Урожая уже не хватает, чтобы прокормить ваш собственный народ, госпожа, не говоря уже о беженцах с севера. Сомневаюсь, что вы смогли бы прокормить их, даже обратив в рабство, хотя, возможно, именно это и обещали вам военачальники.

Она по-прежнему никак не отзывалась на его слова, и выражение глаз ничуть не менялось. Джил вспомнила ее имя: Йори-Эзрикос, «дочь Эзрикоса». Император был владыкой Алкетча и князем Семи Островов... И все равно тебе, крошка, не дождаться почетной диакритики...

Здесь, на юге, мальчики получали имя в возрасте шести лет, хотя в бедных семьях их именовали просто по порядку: Ниниак означало «третьерожденный»; девочкам же имен не давали вовсе. Ваир на-Чандрос взял в жены дочь императора против воли. «Зловредная бунтарка», – так называла ее домоправительница в Баалак-аре.

Джованнин ответила вместо принцессы:

– Нам всем ниспослано испытание. Это очень похоже на тебя, Инглорион – все вы таковы, маги, с вашим невежеством и высокомерием, – пытаться обмануть Судьбу с помощью воли иллюзии и магии, обойти испытания, предназначенные душе.

Она уселась в кресло, глядя на пленников.

– Но женщина, дающая наркотик своему мужу, вместо того, чтобы позволить ему страдать от очищающей боли, все равно грешит. И сколько бы ты не тешился иллюзиями, считая себя спасителем мира, ты все равно во власти Зла. И всех своих последователей отправляешь прямиком в Ад.

– А тебе известен иной путь? – проговорил он без иронии.

– Я знаю закон. – В голосе ее звучало такое самодовольство, что сердце Джил упало. – Закон говорит, что все, происходящее от магии, берет свой корень во Зле, сколь бы ни были благотворны внешние проявления и цели. – Это был голос человека, абсолютно уверенного в собственной правоте, несгибаемого и неумолимого, способного убивать других и себя без малейшей тени сомнений, если к этому призовет долг. Бектис наблюдал за Джованнин, не отводя глаз, и Джил поразилась, сколько ненависти было в его взгляде.

– Зло – это иллюзия, – продолжила Джованнин. – Зло – это воля. Что еще есть магия, как не иллюзия и не воздействие колдовской воли на законы материального мира?

– Но то же можно сказать и об искусстве, – возразил негромко Ингольд. – И о медицине. Первая женщина, добывшая огонь, ударом кресала также обошла законы богов зимы, моя госпожа; первый мужчина, превративший ветку дерева в копье и метнувший ее в пасть саблезубу, оспорил законы, данные ему с рождения. Но я спорить не стану.

Он покачал головой, и длинные седые волосы упали на лицо. Запавшие голубые глаза потемнели от усталости.

– Те же боги зимы одержали победу и надо мной. Я явился на юг, в усыпальницу Слепого Короля в надежде сотворить великую магию, которая остановила бы холод, грозящий уничтожить весь мир. Я мог бы остановить похолодание, даже если бы не сумел вернуть в мир тепло. Но я потерпел неудачу.

Он покачнулся, потеряв равновесие; охранники удержали Джил, готовую ринуться ему на помощь. На повязках Ингольда она увидела проступающую кровь.

– Госпожа, я не смог исполнить того, за чем пришел сюда. У меня не хватило сил, и теперь я не знаю, что делать. Я могу лишь просить вас о милосердии и о дозволении покинуть эти земли и вернуться на север, чтобы там хоть чем-то помочь моему народу, прежде чем падет вечная тьма.

Джованнин слегка склонила голову набок, точно змея, оценивающая расстояние для броска.

– Столько учености, – промолвила она почти ласково, – и такое невежество. Я считаю тебя невиновным в злом умысле, Инглорион, Я знаю, что ты выше этого. Если бы у тебя и впрямь имелась душа, а не слепая тень, оставленная на ее месте Злом, я бы сказала, что у тебя были благие намерения. Ты и впрямь величайший из колдунов...

За спиной у нее Бектис негодующе вскинулся, готовый возразить.

– ...и потому тебе предстоит самое тяжкое падение, ибо ты опутан тончайшими сетями Отца Зла. Ты стремишься спасти тех, кому Господь уготовил тяжелейшие испытания, дабы проверить их на прочность... Уведите его.