Стив пришел в волнение, Моника слышала, как он лихорадочно раздевается, не в силах лицезреть эту картину спокойно. Очевидно, у него тоже началась эрекция. Однако все свое внимание она должна была уделить победителю соревнования. Ускорив темп своих кивков, она стала активнее работать руками. Фаллос задергался, разбух у нее во рту до невероятных размеров и наконец исторг семя.

Одновременно с эякуляцией Том издал протяжный вопль и, блаженно вздохнув, закрыл глаза. Моника распрямилась и, переведя дух, пощекотала кончиками пальцев мошонку. Петушок ожил, она облизала головку — и тотчас же у Тома снова наступила эрекция. Не теряя зря времени, Моника стянула с себя трико и уселась на фаллос верхом.

Стив подбежал к скамейке, на которой лежал Том, и встал так, чтобы Моника видела и его возбужденный пенис. Конечно же, он уступал фаллосу Тома своими размерами, однако был бодр и рвался в бой. Моника сжала его в руке и, держась за него, наконец окончательно опустилась на бедра Тома. На мгновение свет померк в ее глазах и ей показалось, что конец члена застрял у нее в горле. Издав утробный стон, она заерзала на чреслах Тома, поглядывая на Стива. Он смотрел на нее вполне благожелательно. Она сильнее стиснула его стручок в руке и потянулась к головке. Стив понял намек и моментально засадил член ей в рот по самую мошонку.

Пронзенная, словно муха иголкой, фаллосом Тома снизу, Моника не потеряла самообладания, а, напротив, пришла в неописуемую экзальтацию. Ритмично кивая головой, она стала прыгать на бедрах Тома, издавая сдавленные чувственные стоны. Головка пениса Стива начала пульсировать у нее во рту. Он спросил:

— Тебе хорошо?

— Угу, — промычала Моника, не вынимая изо рта его орган.

Стив немедленно кончил, его семя потекло по губам и подбородку Моники…

…Мелодичный голос бортпроводницы, возвестивший пассажирам, что самолет начинает снижаться над Мадридом-, прервал этот эротический сон. Моника открыла глаза и посмотрела в иллюминатор. С высоты город походил на огромный игрушечный поселок с прямыми чистыми улицами, за окраинами которого начинались бескрайние коричневые поля, обрамленные пиками гор. В полуденной дымке они походили на таинственных призраков.

Моника добралась из аэропорта до гостиницы на такси. Прежде чем подняться в свой номер, она зашла в бар и выпила большой бокал холодного тоника. Швейцар в ливрее услужливо донес до номера ее багаж и, получив на чай пятьсот песет, ретировался. Как только дверь захлопнулась за ним, Моника распаковала чемоданы и прилегла на кровать.

Было пять часов пополудни. На восемь часов вечера был назначен прием, на котором она надеялась увидеть какие-нибудь знакомые лица. Сладко зевнув, Моника уснула и проспала до семи часов, потом пошла в ванную и приняла душ.

После этого Моника развесила в шкафу платья и, окинув их задумчивым взглядом, надела то, в котором прилетела, — темно-зеленое, почти в обтяжку. Платье сидело на ней чудесно, это подтвердил тщательный осмотр собственной фигуры, произведенный в ванной с помощью двух зеркал. Месяц регулярных занятий в тренажерном зале принес положительные результаты. Если раньше Моника чувствовала себя в этом наряде несколько стесненно, то теперь ей было в нем вполне удобно и комфортно, да и внешне платье смотрелось на ней значительно лучше.

Усевшись за туалетный столик, Моника не торопясь сделала макияж, надела простенькие, но миленькие серебряные серьги и слегка подушилась духами. Комната наполнилась знакомым ароматом, настроение у Моники сразу улучшилось, и она мысленно отметила, что уже давно не ощущала такой бодрости и уверенности в себе.

В банкетный зал она пришла в начале девятого, но, к своему немалому удивлению, обнаружила, что он почти пуст. Точность, присущая англичанам, никогда не была в почете здесь, в Испании, она считалась чем-то странным и непонятным, как игра в крикет. Официанты, превышающие своим числом количество уже пришедших гостей, выстроились в шеренгу вдоль столов с закусками, надежно перекрыв к ним все подходы. Моника огляделась по сторонам, высматривая знакомых, но так никого и не заметила. Приглашенные разбились по маленьким группам и тихо беседовали с самым непринужденным видом. Моника терпеть не могла знакомиться с людьми, которые ей были совершенно неинтересны, но этого сегодня ей было не избежать. Она протиснулась мимо официантов к буфету, взяла себе бокал слабенького белого вина и подошла к стоявшим чуть поодаль женщине среднего возраста и мужчине лет двадцати пяти.

— Привет! — воскликнула на американский манер незнакомка. — Меня зовут Керри, а это мой муж Чак.

— Рада с вами познакомиться, — сказала Моника и представилась.

— Здесь не слишком-то весело, не правда ли, Моника? Полагаю, что еще не все участники конференции прилетели, — промолвила американка, сверля ее пытливым взглядом. Одета она была строго и со вкусом — в темно-серый костюм и белую блузу — и вполне могла бы сойти за уроженку какой-нибудь южно-европейской страны, если бы не ее коротко подстриженные белокурые волосы, светлая кожа и сильный североамериканский акцент.

Пока Керри беседовала с Моникой, повернувшись к мужу спиной, тот растерянно переминался с ноги на ногу, не решаясь встрять в разговор. Монике стало его жалко, и она спросила:

— Вы тоже юрист?

— Нет, — ответила за мужа Керри. — Он сопровождает меня. А вас не было на прошлогодней конференции, — добавила она.

— Верно. Все было так же скучно? — спросила, в свою очередь, Моника.

— О да! В какой гостинице вы остановились?

— «Сан-Исидро».

— В самом деле? И я тоже.