Председатель предупреждающе постучал молотком, и Джо извинился. Донахью буркнул, что политика – одна грязь и всякий, кто с ней связывается, сам становится мошенником. Я потянулся за пепельницей и опрокинул бокал с водой на колени Донахью. Это его отвлекло, а Джо продолжал: – Конечно, мы знаем, что для созыва внеочередной сессии есть несколько причин, но вчера вечером они опубликовали повестку, и почти в самом конце я отыскал пункт: “Урегулирование чародейства”. Стоило ли поднимать такой вопрос на внеочередной сессии, если что-то не назрело? Я тут же позвонил моей знакомой в законодательном собрании – мы с ней заседаем в одной комиссии. Она ничего об этом не знала, но позднее позвонила мне. И вот что ей удалось выяснить: пункт вставили в повестку по просьбе кого-то из финансировавших избирательную кампанию губернатора – а самого его этот вопрос не интересует. Никто словно понятия не имеет, о чем, собственно, речь, однако законопроект уже представлен…

Тут кто– то перебил Джо вопросом о сути законопроекта.

– Я о том и говорю, – терпеливо продолжал Джо. – Законопроект был представлен только заголовком, и содержание его мы узнаем не раньше, чем он поступит на рассмотрение комиссии. А заголовок такой: “Законопроект для установления профессиональных требований к чародеям, регулирования практического чародейства, учреждения комиссии для проверки, выдачи разрешений и наблюдения…” Ну и так далее. Как видите, это даже не название, а перечень, под который можно подвести любые законы, касающиеся чародейства, в том числе и отмену антимонопольных ограничений, если им это понадобится.

Наступило молчание. Полагаю, все мы пытались както разобраться в предмете, о котором, в сущности, понятия не имели – в политике. Потом кто-то спросил.

– Так что нам, по-вашему, делать?

– Ну, – ответил Джо, – нам хотя бы следует заручиться собственным представителем в законодательном собрании, который охранял бы наши интересы в сомнительных ситуациях. Еще мы должны хотя бы подготовить собственный законопроект, чтобы представить его, если в этом обнаружатся какие-то подвохи, и добиться наиболее выгодного компромисса. И внести поправку, которая придала бы реальную силу нынешнему антитрестовскому закону, хотя бы касательно чародейства. – Он ухмыльнулся. – Если не ошибаюсь, уже четыре “хотя бы”.

– Но почему торговая палата штата не может сделать этого за нас? При ней же есть бюро по вопросам законодательства.

– Да, конечно, у них есть лобби, но вы прекрасно знаете, что торговая палата штата не слишком жалует нас, мелких предпринимателей. Положиться на нее нельзя. Возможно даже, нам придется дать бой и ей.

Джо сел, и начался хаос. У каждого обнаружились свои соображения, как и что следует предпринять, и все пытались излагать их одновременно. Вскоре стало ясно, что на общее согласие рассчитывать нечего, и Сомерс закрыл заседание, предложив остаться тем, кто хочет выбрать представителя в законодательное собрание. Ушли несколько твердолобых вроде Донахью, а остальные вновь начали совещаться под председательством того же Сомерса. Послать постановили Джедсона, и он согласился. Встал Фельдштейн и произнес речь со слезами на глазах. Он путался, нес невнятицу, но в конце концов выдавил из себя, что Джедсону, чтобы чего-то добиться там, нужна порядочная сумма денег и что надо возместить ему расходы и потерю времени. И он удивил нас всех: вытащил пачку долларов, отсчитал тысячу и положил перед Джо.

Такое доказательство искренности привело к тому, что его тут же по общему согласию выбрали казначеем, и сбор средств прошел весьма недурно. Я подавил свои природные наклонности и дал столько же, сколько Фельдштейн, хотя и предпочел бы, чтобы он проявил разумную сдержанность. По-моему, позже и сам Фельдштейн слегка раскаялся – так как посоветовал Джо соблюдать экономию и не швырять доллары на выпивку для этих “прохиндеев в законодательном собрании”.

Джедсон покачал головой и сказал, что оплачивать свои расходы будет сам, а собранные средства намерен тратить по собственному усмотрению, в основном для поддержания дружеских контактов. Он добавил, что у нас просто нет времени полагаться только на здравый смысл и бескорыстный патриотизм и что у этих олухов чаще всего собственного мнения нет вовсе – не больше, чем у флюгера, и они голосуют за того, с кем пили в последний раз.

Кто– то с возмущением отозвался о подкупах.

– Подкупать я никого не собираюсь, – ответил Джо с досадой. – Если дело дойдет до взяток, считайте, что мы уже проиграли. Я просто молю Бога, что там найдется еще достаточно незавербованных представителей, чтобы было кого улещивать или запугивать в разумной мере.

Он настоял на своем, но про себя я согласился с Фельдштейном. И положил себе впредь обращать больше внимания на политику. Я даже не знал фамилии своего депутата! А уж тем более порядочный ли он человек или просто дешевый оппортунист.

Вот почему Джедсон, Води и я отправились вместе в столицу штата.

Води поехал потому, что Джедсон нуждался в первоклассном чародее на роль пойнтера. Неизвестно, что нас ждет, сказал он. А я поехал, потому что мне так хотелось. В столице штата прежде бывал только проездом, и мне было интересно понаблюдать, как варганятся законы.

Джедсон направился прямо в канцелярию секретаря по внутренним делам зарегистрироваться к качестве лоббиста, а мы с Джеком поехали с багажом в отель “Конституция” и сняли номера. Миссис Логан, приятельница Джо в комиссии, заглянула к нам еще до его возвращения.

В поезде Джедсон много рассказывал нам о Сэлли Логан. По его словам, выходило, что в ней хитрость Маккиавелли сочетается с благородством и честью Оливера Уэнделла Холмса. Меня удивила его восторженность: слишком уж часто он ругал на все корки баб, лезущих в политику.

– Арчи, ты не понимаешь, – назидательно сказал он. – Сэлли не женщина-политик, а просто политик и не требует никаких привилегий потому лишь, что родилась женщиной. Она способна нанести удар и дать сдачи самому матерому интригану в собрании. Все, что я говорил о женщинах в политике, святая истина как обобщение, но к конкретным женщинам никакого отношения не имеет.