Шрифт:
И когда человек, острый и догадливый, раскроет воображением тайный смысл их речей, поймет он, что скрытое отличается от явного и высказанное громко не есть суть дела. Поистине, это зрелище, навлекающее смуту, и вид, приводящий в движение спокойное, волнующий умы, возбуждающий душу и влекущий к мужеству. У меня есть стихи кое о чем из этого, и я приведу их, как мы условились, хотя в них и выражена другая мысль. Вот один из них:
Бранится Абу-ль-Аббас, не зная его природы, как порицает рыба страуса за жажду.Оттуда же:
Скольким друзьям оказывал я почет — не добровольно и не по принуждению, но ради чего-нибудь и умышленно.И делалась милость эта ради другого, как расставляют силки с зернами для птиц.Я скажу еще стихи из поэмы, заключающей различные изречения и всевозможные свойства природы.
Радость моего сердца — тому, кого я избрал; радость улыбки зубов — тем, кого я сторонюсь.Ведь пьют колоквинт противный, если болезнь есть, и оставляют чистый мед, хотя и любим он.Отвернулся я, принуждая душу, от того, кого я хочу, хоть я несчастен и терплю тяготы.Видел ли ты, чтобы жемчужины скрытые и всякий жемчуг вообще можно было искать, не погружаясь в море?Отклоняю я душу от разных ее свойств, если в ином действительно то, чего я желаю.Так и Аллах прежде нас изменил свои законы на то, что ближе и скорей ведет к исправлению.Встречаю я качества всякой твари подобными им, а названия моих свойств — здравые, безупречные.Так и вода принимает цвет своего сосуда, а в основе цвет воды — белый, приятный.Оттуда же:
Я поставил владык любви моей на место моих качеств, — жизнь моя в них и смерть из-за них страшна.Оттуда же:
Я не из тех, кого располагает улыбка, и отчуждение не выражает того, что в моей душе.Внутренне хочу я бежать от атого человека, а наружно — «семья, приют и простор» [74] .Я видел: высоко вздымается пламя войны, но сначала начинается она игрою.На пестрой змее узоры, и дивен цвет ее, а под узорами — яд, в нее вложенный. Поистине, блеск меча прекраснее всего видом, но когда взмахивают им, в нем острая гибель.Униженье души считаю я гордостью ее обладателей, если достигнет она им того, чего хочет.Ведь кладет человек лик свой на землю, а назавтра приходит хранимый и взысканный милостью.Позор, что гонит пред собой величие, лучше для юноши, чем величие, если идет за ним конь унижения.Сколько раз после скудости видим мы пиршество, и нередко приводит голод за собой изобилие.Не вкусил тот величия души, кто ее не унижает, и не наслаждался отдыхом тот, кто не уставал. Найти немного воды после жажды — слаще и приятней тебе, чем дважды напиться, когда возможно.Оттуда же:
Во всякой твари ты видишь различие, проси же хорошего, если не даровано тебе лучшее.Соглашайся идти к воде мутной только при необходимости, когда нет на земле кроме нее питья.Не приближайся к соленым водам — они застревают в горле, и жажда свободному достойней и обязательней.Оттуда же:
Бери же от даров ее сколько придется, довольствуйся малым — не будь занят мыслью о том, кто одолевает.Ведь нет у тебя для нее ни руки, ни условия; ни мать она, если достигнешь успеха, ни отец.Оттуда же:
Не теряй надежды на то, что достается с помощью хитрости, если и далека она, — бывает ведь дело далеким и трудным.Не доверяй мраку — заря поднимается; не думай о свете — солнце ведь заходит.Оттуда же:
Будь настойчив — вода точит скалу, когда долго набегает она на нее и уходит.Делай чисто и не будь ленивым; действуй понемногу, как бы часто ни делал ты, — ведь моросящий дождь не обилен, но просачивается в землю.И если бы мог человек кормиться ядом, яд бы питал его и была бы в нем для него пища испытанная.Затем бывает разрыв, вызванный любовной надменностью. Он слаще многих сближений, и поэтому случается он только при уверенности каждого из влюбленных в другом, когда утвердится доказательство действительности его договора. Тогда-то и делает возлюбленная вид, что порвала, желая видеть стойкость любящего, и чтобы не была его жизнь вполне ясной и опечалился бы он от этого, если чрезмерна его любовь, — не из-за того, что случилось, но боясь, что возвысится это дело до чего-нибудь более значительного и будет разрыв причиною иного, — или же опасаясь, что наступит беда от случившегося пресыщения.
Мне пришлось в юности порвать таким образом с кем-то, кого я любил, и разногласие немедленно проходило и снова возвращалось. И когда это участилось, я сказал для шутки стихотворение, сочиненное тут же, каждый стих которого я заключил полустишием из начала «Подвешенной» поэмы Тарафы ибн аль-Абда [75], — это та, которую мы читали с объяснениями под руководством Абу-Саида аль-Фата аль-Джафари, со слов Абу Бекра аль-Мукри, ссылавшегося на Абу Джафара ан-Наххаса — да помилует их всех Аллах! — в соборной мечети Кордовы. Вот оно: