Однако Пейтон был в бешенстве и никак не мог успокоиться и хранил молчание. Он раздел ее, не проронив ни слова. Усадил на постель и даже не взглянул в ее сторону. Разделся сам. Когда он забрался в постель и растянулся рядом с ней, положив руки под голову, она не выдержала. Прижимая к груди одеяло, она сердито на него посмотрела.

– Зачем ты привел меня сюда, если собираешься все время молчать? – спросила она, когда он поднял на нее взгляд.

– Да нет, я собираюсь говорить, и не только, – протянул он.

– В самом деле? – Она вновь легла и повернулась к нему спиной. – Что ж, попробую не заснуть, пока ты предаешься тягостным раздумьям.

– Я вовсе не предаюсь тягостным раздумьям.

– Нет?

– Нет. Я подавляю в себе желание прямо сейчас пойти и убить кое-кого. Сразу троих, собственно говоря.

Кирсти повернулась к нему:

– Родерика, Джиба и Уотти.

– Их. – Он обнял ее и привлек к себе. – Ведь ты не собиралась передавать мне разговор прихвостней Родерика, не так ли?

– Нет, не собиралась, – призналась она. – Родерик хочет меня убить. Остальное не имеет значения. Те, о чем судачили Джиб и Уотти, – всего лишь один из многих способов, которыми мой муж может добиться своей цели. По-моему, сам способ не так уж и важен, тем более я знала, что, когда ты услышишь о нем, это заденет тебя за живое.

Пейтон негромко засмеялся. Но и в смехе его еще чувствовался неостывший гнев.

– Да, меня это задело за живое. Это была не просто болтовня – все эти разговоры о том, отдаст ли Родерик тебя своим громилам, прежде чем убить.

– Ты правда так думаешь? – От этой мысли мурашки побежали по телу Кирсти.

– Правда. Как это ни грустно, но девушек очень часто насилуют, прежде чем убить, даже в мирное время. Даже если это не рассматривается, так сказать, как право победителя. – В тоне Пейтона слышалось отвращение. – Большинство мужчин полагают, что женщина не вправе им отказать. К тому же несчастная девушка может оказаться просто орудием в руках того, кто хочет нанести обиду своему недругу. Так поступили с моей кузиной Сорчей враги моего дяди Эрика.

– Как все это грустно. – Она поцеловала его грудь, и этот знак сочувствия заставил его задрожать всем телом. – Значит, тебя вовсе не рассердила эта их болтовня?

– Ну, я бы так не сказал. Просто не слишком удивила. Зато взбесил меня рассказ о той участи, которой ты чудом избегла, уготованной тебе этим негодяем. Ведь он хотел отдать тебя этим подонкам, чтобы ты от них родила. Неужели он полагал, что это сойдет ему с рук и что ты не пожалуешься на него своей родне?

– Возможно, именно на такой исход он и рассчитывал. Ведь я никогда не обращалась к ним за помощью. И вряд ли обращусь, что бы ни случилось. Я боюсь за них, и этот страх сильнее моего страха перед Родериком. По законам церкви и мира я – движимое имущество Родерика, и он имеет право поступать со мной, как ему вздумается.

– Вовсе нет.

– Нет? Но откуда мне было знать, в каком именно случае закон защитит меня, его жену? И что гораздо важнее, поможет убедить его влиятельную родню в том, что они не должны подозревать Родерика, пусть сам несет ответственность перед моими разгневанными родичами? Другие Макай, те из них, которых мне довелось повстречать, производили впечатление людей довольно хороших, справедливых и честных и были ко мне добры. Вся беда в том, что я долго не могла понять, что представляет собой Родерик на самом деле. А когда поняла, не стала будоражить всю свою семью. Это могло стоить им жизни. Тем более что я не была уверена в своих предположениях.

– Я заставлю его заплатить за все, – торжественно пообещал Пейтон, коснувшись губами ее лба.

Она была глубоко тронута его словами и прозвучавшей в них искренностью. Радость охватила Кирсти. Значит, Пейтон любит ее по-настоящему, она для него не просто очередная любовница. Однако здравый смысл взял верх над эмоциями. Пейтон – настоящий рыцарь. Он пообещал отомстить потому, что имел идеалы, потому, что ему противна была сама мысль о том, что человек одного с ним сословия смеет так нагло нарушать все законы рыцарства.

Жаль, что он не следовал с должным усердием придворным законам любви, которые предписывают обожать свою даму издалека, подумала она, сдержав улыбку. Тогда бы у него не было столько амурных приключений, да и она не лежала бы сейчас в его постели. Кирсти придвинулась к нему и, положив голову ему на грудь, улыбнулась. И они не лежали бы сейчас в постели совершено обнаженные, что, впрочем, было бы большой потерей.

– Очень мило с твоей стороны, – прошептала она, целуя его.

– Мило? По-твоему, торжественный обет отомстить за чью-то обиду – это мило?