— Признаюсь, сеньор, — отвечал через минуту Лунный Свет, опустив свое ружье и опершись с доверчивым видом на его ложе, — вы задали вопрос, на который довольно трудно ответить. Я и мой товарищ иностранцы, что вы легко можете определить по нашему произношению, и не имеем определенного мнения по интересующему вас предмету. С другой стороны, вы видите по одежде, что мы лесные бродяги, т. е. люди, создавшие культ свободы, и если мы должны непременно иметь свое мнение, то мы, конечно, скорее за независимость, чем за королевскую власть.

— А почему вы не служите ни той, ни другой стороне? — спросил всадник, приближаясь к канадцу, на что тот никак не отреагировал.

— По той причине, о которой минуту назад я имел честь вам говорить, — отвечал Лунный Свет. — Мы чужестранцы, т. е. совершенно не заинтересованы в этих делах, и если примем чью-нибудь сторону, то исключительно ради выгоды.

— Вы благоразумны, как настоящие янки! — сказал, смеясь, дон Орелио.

— Извините, сеньор, — возразил серьезно Лунный Свет. — Не смешивайте, пожалуйста нас с янками. Мы канадцы, а это, прошу вас поверить, не одно и то же.

— Прошу прощения, сеньор, — отвечал учтиво дон Орелио. — Я не имел намерения вас оскорбить!

Охотники поклонились, а мексиканец продолжал:

— Меня зовут дон Орелио Гутиеррец. Уже поздно, и это место не годится для серьезных разговоров. Если вы согласитесь сопровождать меня до гасиенды, находящейся не более трех верст отсюда, то не пожалеете.

— Не говорю вам “нет”, сеньор Гутиеррец, но сделаем лучше так: мне кажется, вы не спешите и можете несколькими часами позже прибыть в гасиенду, не правда ли?

Дон Орелио переглянулся с Вискашей, который понемногу вплотную приблизился к нему.

— Да, — отвечал он, — лишь бы очутиться там завтра утром.

— Хорошо, — с живостью подхватил охотник. — Вы сами заметили, что ночь темна. Примите наше гостеприимство, переночуйте с нами, суп варится, мы вместе поужинаем. Прекрасная звездная ночь не должна вас пугать, мы ляжем рядом, а завтра, как только солнце покажется над горизонтом, мы последуем за вами, куда хотите. Что вы скажете на это?

Дон Орелио еще раз переглянулся с Вискашей, который кивнул ему несколько раз головой.

— Честное слово, — отвечал он, с улыбкой протягивая руку охотнику. — Ваше предложение слишком радушно, чтобы не принять его. Пусть будет по-вашему, только с тем условием, что мои люди прибавят провизии к вашему столу.

— Это как вам угодно, мы проведем ночь, как добрые товарищи, а завтра днем будет виднее, как нам поступить. Предупреждаю, что если ваши условия нам не понравятся, мы свободны от них отказаться.

— Разумеется!

Дон Орелио приказал своим людям подъехать, сошел на землю, и спустя пять минут все действующие лица этой сцены сидели у огня и отдавали честь угощению охотников, приправленному запасами дона Орелио, особенно бурдюком превосходной крепкой водки, приведшей собеседников в прекрасное настроение.

Ночью американские леса принимают такой величественный вид, какой европейские не имеют даже отдаленно.

Вековые деревья, высотой превышающие сто футов и образующие своими кронами пышные арки, лианы, плетущие самые причудливые сети, мхи, называемые испанскими бородами и ниспадающие с концов ветвей фестонами, придают обширным пространствам грандиозный и таинственный характер, настраивающий душу человека на меланхолический лад.

Особенно сильным впечатление бывает после того, как солнце закатывается, уступая место мраку. Вечерний ветерок колышет листву, и глухой рокот какой-то неизвестной речки, текущей по песку, смешивается с неясными звуками массы насекомых, ютящихся на деревьях и в трещинах скал. Дикие звери выходят из своих берлог и с глухим ревом отыскивают себе пищу. Тогда, при блестящем свете луны, робко бросающей свои лучи сквозь листву, леса представляются великой лабораторией, где природа в страхе и таинственности создает самые могучие и странные из своих произведений.

Там, под высокими слоями гумуса находятся бесформенные и все-таки великолепные остатки исчезнувших поколений, о которых не сохранилось никаких воспоминаний. Развалины стен, пирамиды, гигантские обелиски обнаруживаются иногда перед изумленными взорами индейца или охотника, как бы желая заявить, что в период, быть может, современный потопу, в этом месте жил могущественный народ, навсегда исчезнувший с лица земли.

Кто называет упорно Америку Новым Светом и отрицает существование развалин, которыми усеяна ее почва, тот проходит по этой земле с закрытыми глазами и не посетил ни пышных развалин Паленки, ни тех, что встречаются в пустынях на каждом шагу и свидетельствуют, по мнению некоторых путешественников, о смене народов, наследовавших один другому.

Провинция Когагуилу в Мексике имеет несколько таких заповедных мест, по форме и конструкции напоминающих развалины Египта.

Путешественники устроили ночлег на обширной поляне, в центре которой находился гигантский обелиск, сделанный из цельного камня и поставленный на обломок скалы таким оригинальным образом, что от малейшего прикосновения он заметно колебался.

Это место носило особое название, о происхождении которого ничего не было известно: местные жители называли его Coatalt, т. е. Камень Змей. Впрочем, это имя довольно часто встречается в Мексике, первобытные обитатели которой чувствовали к змеям большое уважение, благодаря их первому законодателю Quetzaltcoat, т. е. Змее, покрытой перьями.