— Дочери графа де Фаржи, капитана конвоя его величества, покойного короля Генриха Четвертого, — холодно добавил капитан.

— Да, — несколько нетерпеливо подтвердила Фаншета, — но хроника, или как хотите назовите этот лживый слух, говорит, что Жанна де Фаржи, внучка маркиза де Кевра…

— Бывшего губернатора Лимузена; это всем известно, — заявил капитан, небрежно играя ножом.

— Но не всем известно, — грустно продолжала Фаншета, — что Луиза де Кевр, ее мать, до замужества была невестой одного провинциального дворянина, Стефана де Монбрена. Вы помните это имя, капитан?

— Смутно, — признался он, прямо глядя ей в лицо, точно показывая, что не боится ее слов, — гугенот, вероятно?

— Да, гугенот; это-то и погубило его и ее, бедняжку.

— Вы говорите загадками, милая Фаншета.

— Неужели? — насмешливо переспросила она. — Так выслушайте до конца.

— Говорите!

Женщина пристально посмотрела на него исподлобья, тихонько вздохнула, отерла дрожавшую на реснице слезу и энергично продолжала:

— Маркиз де Кевр принял католическую веру в одно время с Генрихом Четвертым и требовал того же от молодого человека, прежде нежели он сделается его зятем; тот отказался; свадьба расстроилась; маркиз сделался неумолимым врагом графа де Монбрена, которого между тем почти воспитал. Давнишняя, глубокая дружба превратилась в страшную ненависть. Видите, я все рассказываю?

— Да, все, что говорит хроника, — иронично заметил капитан.

— Конечно. Грянуло восстание Истребителей; Стефан де Монбрен сделался их вождем с единственной целью отомстить маркизу.

— О, это уже гнусная ложь! — вскричал капитан, стукнув кулаком по столу.

— Может быть, капитан, но не забудьте, что я ведь только повторяю слухи.

— Да, да! — машинально согласился он. — Продолжайте, Фаншета.

— Не лучше ли не говорить больше? — необычно мягко сказала она.

Капитан посмотрел на нее со странным выражением.

— Нет, Фаншета, — возразил он, сделав умоляющий жест, — я хочу, я должен все выслушать! Лучше мне знать, до какой степени злобы может дойти человеческая глупость.

— Извольте, если вы этого требуете.

— Я не требую, а прошу, Фаншета.

— Хорошо! Так хроника прибавляет, что графу Монбрену, неизвестно, каким образом, удалось похитить несчастную дочь маркиза де Кевра, и, когда она от него освободилась, она была возвращена отцу…

— Ну, дальше! Что же вы остановились? — воскликнул он прерывающимся от тяжелого внутреннего волнения голосом. — Ведь я говорю вам, что все хочу знать!

— Похититель Луизы де Кевр хладнокровно, подло обесчестил ее. Она носила под сердцем доказательство этого ужасного злодейства, совершенного титулованным дворянином, который, несмотря на то что низко упал в общем мнении, сохранил, однако, в глазах всех репутацию хотя очень вспыльчивого, необузданного человека, но честного и великодушного.

Капитан, опустив голову на руки, несколько минут неподвижно сидел, подавленный, казалось, горем, которого не мог или не хотел показать. Когда он поднял голову, лицо его было бледно, как мертвое, и глаза какие-то рассеянные.

— Как же, Фаншета, — насмешливо произнес он, стараясь улыбнуться, — вы говорите, что эта молодая женщина была обесчещена? Ведь граф де Фаржи женился на ней?

— Да, — жестко подтвердила трактирщица, — потому что по неизреченной благости Божьей рядом с преступником

всегда найдется и человек доброй души. Мадмуазель де Кевр благородно призналась во всем графу де Фаржи, и он все-таки женился на ней, во-первых, чтоб не отравлять последних минут умиравшего от раны маркиза, а во-вторых, потому, что его благородной душе было невыносимо видеть такое незаслуженное несчастье.

Он скрыл страшную тайну, любил и воспитал ребенка обольстителя, как свое родное дитя; это была девочка; он выдал ее замуж за графа дю Люка и, умирая, завещал ей все свое состояние. Вот, капитан, — горько прибавила она, — история, которую вы заставили меня вам рассказать.

Наступило долгое, грустное молчание.

Грипнар и его жена значительно переглянулись.

Капитан был бледнее смерти. Глаза сердито бегали, бесцельно оглядываясь вокруг; на лбу выступили капли пота; рука судорожно сжимала ручку ножа.

— Да, — произнес он наконец, — граф де Фаржи был достойным уважения человеком. Дочь его не знает о своем происхождении?

— Кто бы ей об этом сказал? — поспешила ответить Фаншета. — Мать ее умерла от стыда и горя, дав ей жизнь; а граф слишком любил ее, чтоб довести до отчаяния таким открытием.

— Все это прекрасно! Бог сжалился над матерью, так как она была не виновата; но разве отец не имеет права ждать любви от своего ребенка?

— Какой отец? — холодно спросила Фаншета.

— Да этот Стефан, граф де Монбрен?