— О, генерал, зачем вы говорите о деньгах? Разве я купец в ваших глазах? Вы глубоко огорчаете меня, а я так радовался, что эти несколько листов бумаги, полезные для вас — но имеющие мало цены для меня, — помогут мне вывести вас из затруднения!

— Я не намеревался платить вам деньги! Если я оскорбил вас, то сожалею об этом; это случилось не преднамеренно. Но вы ужасный человек, — прибавил он, улыбаясь, — когда говоришь с вами, надо выражаться прямо и не допускать никаких намеков из боязни не быть понятым.

Молодой человек тонко улыбнулся.

— А! Значит, я прав.

— Может быть.

— Так слушайте меня.

— Слушаю, генерал.

— Я самое влиятельное лицо в колонии, я принужден сказать вам это сам, но вы желали этого.

— Вы сказали только совершенную истину, генерал.

— Положим; при подобных обстоятельствах я могу сделать все или почти все.

— Это правда.

— Конечно, это касается всего хорошего.

— О, генерал.

— Это относилось не к вам, вы сами знаете; я говорю о некоторых людях, известных и мне, и вам: им, если Бог продлит дни мои, придется за многое ответить, вспомните мое слово…

— Поступив так, вы спасете колонию…

— Я знаю это. Но теперь дело не в этих людях, оставим их пока в стороне и вернемся к нашему разговору. При всей вашей рассеянности, забывчивости и беспечности, вы — человек, и, в глубине вашего сердца, быть может, неведомо для вас, скрывается уязвленное место вашего панциря, не так ли?

— Я такой же человек, как и другие, ведь у каждого из нас есть слабая сторона, коснувшись которой можно забрать нас в руки и управлять нами.

— Вот отлично! Так говорят откровенные и мужественные люди! Мы, кажется, скоро столкуемся.

— Думаю, что да. Вы угадываете или, скорее, понимаете все.

— Потому, что я много страдал, а опытность приобретается не легко.

— Да, и я уже отчасти испытал это, — сказал молодой человек, подавляя вздох.

— Просите у меня чего хотите в известном вам деле, и, даю вам честное слово дворянина и главнокомандующего, что по окончании войны я сделаю все, что вы у меня попросите, как бы трудно это ни было и каковы бы ни были последствия.

— Мне нечего просить у вас, генерал…

— Как, после всего вы отказываетесь от моих услуг! — воскликнул генерал, хмурясь. — Я не ожидал от вас подобного ответа.

— Вы ошибаетесь, клянусь вам. Вы, по своей обычной живости, прервали меня на полуслове.

— То есть как?

— То есть я хотел вам сказать следующее: мне нечего просить у вас в настоящую минуту, но я предвижу время, и, может быть, оно ближе, чем я предполагаю, когда мне нужен будет могущественный друг, на которого я мог бы вполне положиться. Вот что я хотел сказать вам, когда вы перебили меня.

— В таком случае дело совершенно меняется. Когда настанет время, о котором вы говорите, приходите прямо ко мне: помните, что я дал вам слово.

— Я сохраню это дорогое воспоминание.

— Вы увидите, как я сумею сдержать свое обещание.

— Я нисколько не сомневаюсь в этом, будьте уверены.

— Благодарю вас. Теперь эти карты моя собственность?

— Полная и неотъемлемая, — улыбаясь, отвечал молодой человек.

— Мне хотелось бы поскорее доставить их в отель; если бы прошел мимо какой-нибудь солдат, я бы взвалил ему на плечи папку; но, как нарочно, когда нужны эти дураки, их и не видать!

— О, об этом не беспокойтесь, я отнесу карты за вами.

— Нет, это было бы неловко.

— Не забывайте, что я простой охотник.

— Правда, но, вместе с тем, парижский адвокат.

— Неужели вы думаете, что там еще помнят меня?

— Кто знает, друг мой? Что касается меня, то, слушая вас, я совершенно забываю, что вы охотник; ваша одежда дикаря кажется мне маскарадным костюмом; я никак не могу серьезно увериться; вы для меня будете всегда светским человеком, несколько озлобленным, может быть, но простым охотником — никогда!

В эту минуту вошел Белюмер.

— Вот, генерал, если бы вы видели Сурикэ в пустыне, то вы признали бы его искусство в охоте, — сказал канадец.

— Ну, хорошо, верю, старый ворчун, — смеясь, отвечал генерал.

— Да нечего верить, генерал, вы походите, поспросите у ирокезов и англичан, которых он убил, увидите, что скажут о нем.

Оба слушателя захохотали при этой оригинальной выходке старого охотника.

— Согласен с тобой, старина, — сказал генерал, все еще не переставая смеяться, — а теперь возьми-ка этот-портфель и снеси его ко мне.