Ох, какое искушение! Она пронзила сундучок взглядом. Росвита чуть не вздрогнула, когда брат Симпликус сменил позу и сундучок глубже врезался углом в почву.

Монах провел рукой по лысеющей голове, нервно поскреб бритый подбородок. Глаза его беспокойно осматривали лес. Потом, все еще не решаясь открыть рот, он схватился за две тонкие золотые цепочки, висящие на его шее.

— Да, из-за этих деревьев за нами могут наблюдать разведчики Эйка, — заметила Росвита, проследив за его взглядом. — Я тоже не могу подавить в себе такого чувства, что они вот-вот выпрыгнут на нас оттуда.

Он вздрогнул, почти смешной в своем страхе, но Росвита тут же устыдилась своего презрения к бедному монаху. Страхи его были не безосновательны. Симпликус наконец заговорил:

— Нет, благодарю вас, сестра. Отец Хью велел мне не выпускать эту вещицу из рук.

— Ну, как пожелаете.

Вновь прибывшие влились наконец в обоз, капитан доложил об этом Росвите и получил от нее разрешение продолжить движение.

Но, конечно же, он очень скоро устал. Брат Симпликус не был ни сильным, ни выносливым. Служба у Хью не способствовала развитию этих качеств, скорее наоборот. Он начал спотыкаться, озираться по сторонам, на лице его усиливалось выражение испуганного беспокойства. Конечно же, он представлял, как отстанет от обоза и попадет в руки ужасных Эйка, бандитов или ночных существ, шныряющих в чаще. И когда она еще раз предложила поставить сундучок на телегу, он не заставил себя упрашивать. Теперь он шагал рядом и мог к тому же с полным правом придерживаться за борт телеги, перенося на нее часть своего веса. Но влезть в телегу или сесть на одного из свободных пони она ему не предложила, хотя в обозе они еще были.

Они продвигались, стараясь не задерживаться, но колея была узкой и разбитой, а телеги могут состязаться в скорости с кавалерией и солдатами даже на хорошей дороге.

Спустились сумерки, капитан выбрал удобное место для лагеря. Под его руководством повозки поставили в кольцо, образовав из них своеобразное укрепление, крепость на колесах. Животных тоже загнали внутрь. Лагерь получился тесный, над ним висел густой запах бычьих и конских испражнений, но теснота лишь усиливала иллюзию относительной безопасности этого людского островка посреди леса и тьмы. Росвита построила своих клириков на вечернюю молитву.

Свита принцессы Сапиентии быстро разбила ее шатер, в котором разместили младенца. Росвита воспользовалась промежутком между вечерней и повечерьем для посещения инфанты.

Маленькая Ипполита с довольным урчанием невозмутимо лежала на руках у няньки. Для такой крошки у нее был на удивление ясный взгляд; темные, как у матери, волосы сочетались с голубыми глазами отца. Она хватала все, до чего могла дотянуться: пальцы, украшения, ткань, ложки, а один раз даже ручку ножа, которым под испуганный вопль няньки и смех служанок успела лихо взмахнуть. Росвита мягким усилием вынула опасную игрушку из пухлых пальчиков.

— Бот кто защитит нас от Эйка, — шутили служанки.

— Давайте помолимся о безопасности инфанты, — серьезно сказала Росвита. Смех прекратился, присутствующие опустились на колени, и Росвита прочла над ребенком краткую молитву повечерия, призывая на Ипполиту Божие благословение и защиту.

Затем она покинула инфанту и отправилась к себе. Ее маленькую походную палатку уже установили, на центральном шесте висел фонарь, бросавший отблески на стены из грубой ткани и на ковер, расстеленный поверх луговой травы. В палатке уже посапывала сестра Амабилия. Остальные толпились снаружи, тревожно о чем-то беседуя.

Росвита прошла к палатке целителей и взяла у них настой для успокоения и глубокого сна. Брат Симпликус выпил настой без всяких уговоров, осталось и для брата Фортунатуса. Она сожалела об этом и безжалостно ругала себя за обман бедного Фортунатуса, но что поделаешь — он, в отличие от Амабилии и Константина, спал чутко.

Она вернулась в свою палатку и преклонила колени, моля Бога простить ее за то, что она уже сделала, а также за то, что еще собиралась сделать.

Молилась Росвита долго, и когда снова вышла из палатки, лагерь уже затих и мирно спал под освещавшей его яркою луной.

Брат Симпликус спал под открытым небом, на траве, подстелив под себя плащ. Ночь выдалась теплая и тихая. Осторожно приблизившись к Симпликусу, она встала на колени у его изголовья и вытащила обе цепочки. На одной был закреплен тонкий серебряный знак Единства, на другой — крошечный тряпичный мешочек, завязанный молодой веточкой бузины и пахнущий лакрицей и еще чем-то острым, названия чему Росвита не могла вспомнить. С чего бы это монах дайсанитской церкви носил на груди языческий амулет? Она засунула оба предмета назад.

Ключа не было. Хью держал ключ при себе.

Сундучок оказался неожиданно тяжелым, но Росвита все еще была крепкой женщиной, хотя и утратила прежнюю гибкость стана и грацию. Она внесла добычу в свою палатку и кинула ее на матрац, поглотивший звук удара.

Росвита огляделась. Сестра Амабилия мирно сопела, не нуждаясь ни в каких сонных снадобьях. Как и следовало ожидать, сундучок оказался закрыт.

При свете фонаря она попыталась открыть замок ножом. Тот не поддавался. Сжав губы, она исследовала замочную скважину. Из нее как ключ торчал обломок веточки можжевельника. Она обхватила веточку пальцами, вытащила ее. Уколовшись, она тихо выругалась и сунула палец в рот.