До конфликта внешних и внутренних планет весь боевой флот не назывался военным. Внешнего врага не было, а для того, чтобы разбираться с контрабандистами, везущими руду из пояса астероидов, и пиратами, изредка потрошившими коммерческие и пассажирские рейсы, существовала служба охраны правопорядка. Именно там Артур и начал свою карьеру пилота. Артур помнил, как это было, когда сенсоры засекали корабль контрабандистов, и два-три звена файтеров вылетали на перехват. Руда стоила дорого, а в Поясе металлов было действительно много, и добывать их было легко. Каждая серьезная корпорация пыталась там создать свои прииски. Вот только с завидной регулярностью созданные заводы по добыче и обработке руды вдруг переставали выходить на связь. А посланная туда поисково-спасательная команда наталкивалась на ожесточенный огонь. В конкурентной борьбе хороши все средства, поэтому каждый завод и транспортный корабль оснащались крепкой защитой и хорошим вооружением. Фактически, обычный транспортный корабль был равен по мощности крейсеру. И когда персонал приисков вдруг решал, что лучше зарабатывать на жизнь самим, а не получать лимитированную заработную плату, у него в руках сразу оказывался и источник дохода, и хорошо вооруженный транспортный корабль. А иногда и не один.

Так что за несколько десятков лет в поясе скопилось множество маленьких баз, ощетинившихся оружием и не подпускавших к себе никого. Контрабандисты возили руду к Марсу и к спутникам Юпитера, а оттуда перевозили обратно все необходимое для жизни и развития баз. Контрабандисты неплохо зарабатывали на своей легкодоступной руде. А хорошие деньги позволяют закупать и хорошее вооружение. Перехватывать корабли контрабандистов становилось все тяжелее и тяжелее.

Однако Артуру риск лишь добавлял острых ощущений к вылетам. Файтеры лавировали между выстрелами корабельных орудий и сами отвечали огнем, сжигая их. Когда все системы защиты были подавлены, наступала очередь абордажных команд. Считалось, что, когда будут отловлены все транспортные корабли, контрабандистам придется самим сдаться. Однако за несколько десятилетий количество кораблей не уменьшалось. Очевидно, само существование дешевой контрабандной руды было выгодно рынку, поэтому ресурсы у баз в Поясе не истощались. И работы у коллег Артура не убавлялось.

Вот эта работа Артуру и нравилась. По большому счету, паря в компенсирующем геле, Артур видел перед собой лишь компьютерную визуализацию схватки. Он играл. А то, что в случае ошибки эта игра могла стоить ему жизни, лишь добавляло остроты. Артуру нравилось быть боевым пилотом малых судов. Он действительно любил эту работу. Особенно когда его противниками были не люди, а машины. Больше ему ничего не нужно пока. Вся эта история с предвидением была как-то некстати. Артур считал, что это сильно изменит его жизнь, но пока он не мог представить себе, как. И именно эта неопределенность его и смущала.

В дверь каюты аккуратно постучали снаружи.

— Кто там? — спросил Артур, не поднимаясь с кровати.

Кэтрин отодвинула дверь чуть в сторону и просунула голову внутрь.

— Можно войти? — спросила она.

— Добро пожаловать, — ответил Артур и уселся на кровати.

Кэтрин зашла в каюту, закрыла за собой дверь и уселась на стул возле рабочей консоли Артура, которая располагалась напротив его кровати. Каюты на станциях вообще не отличались просторностью. Жилое пространство в космосе стоило немалых денег, поэтому и расходовалось оно очень аккуратно. На станции «Феллоу» только зоны психологической разгрузки, к которым относились спортзал, бары и несколько салонов, могли похвастаться объемами. А каюты традиционно были небольшими. Поэтому Кэтрин сидела совсем рядом с Артуром.

— Ты как? — спросила она пилота.

— Да нормально все, — чуть поморщившись, ответил Артур. Посвящать психолога станции «Феллоу» в собственные трудности он не собирался. Артур отлично помнил, что ему рассказывал Стайрон о тех, кто пытался открыть глаза людям на сновидцев. Еще не хватало, чтобы Кэтрин решила, что после снятия блокады Артур съехал с катушек.

— Слушай, Артур, именно это ты говоришь каждый раз, когда я к тебе сюда прихожу. Единственное отличие от прошлых визитов заключается в том, что сегодня ты сидишь на кровати, а не лежишь на ней, уткнувшись лицом в подушку. Это, конечно, прогресс, но я все равно беспокоюсь.

— Кэтрин, да у тебя же работа такая — беспокоиться.

Артур не переставал морщиться, разговаривая с Кэтрин. Регулярные се визиты хоть как-то поддерживали его в форме и не давали уйти в глухую депрессию после вылетов, но методы психолога не всегда бывают приятными. Вот и сейчас Артур подозревал, что молодая женщина будет снова его расспрашивать, уговаривать и пытаться привести в норму.

— Нет. Моя работа заключается в том, чтобы ты был здоров. Я уже привыкла, что после каждого вылета ты заваливаешься в постель и не хочешь никого видеть. Мне не раз уже приходилось говорить, что я думаю об этом твоем мазохизме. Не ребенок уже, хватить себя жалеть.

— Так я себя и не жалею, — пожал плечами Артур. Он сам и не заметил, как ввязался в дискуссию и начал отвечать на вопросы Кэтрин. Она действительно знала свое дело и отлично осознавала, что для установления контакта своего собеседника сначала надо разговорить, втянуть в разговор.

— Вот я и говорю, что это странно. Вроде бы не больше часа прошло, как ты вернулся на базу из пространства. Обычно ты в это время был мрачен до невозможности, слова из тебя вытянуть нельзя было. А сейчас уже почти нормально выглядишь, держишься бодренько.

— Ну, так это же замечательно, верно?

— Артур, — мягко сказала Кэтрин, — уж не думаешь ли ты, что тебе удастся запудрить мозги психологу, а? Скажи честно, Артур.

— Не думаю, — автоматически ответил пилот.

— Вот и не пытайся, — тем же мягким голосом продолжила Кэтрин.

— Так что тебя не устраивает, Кэтрин? — искренне недоумевал юноша.

— Нет, мне на самом деле нравится, как ты себя ведешь сейчас. Но мне просто хотелось бы знать, что тебя вытащило из твоих постоянных депрессий? — Женщина подалась вперед, пристально вглядываясь в лицо пилота. — Зрачки нормальные, кожа не побледнела, дыхание в норме. Следовательно, это не наркотики и не алкоголь. Артур, ты можешь мне рассказать, что тебя вдруг так резко изменило?