— Сюда. — Триш провела ее по узкому коридору — пришлось чуть ли не боком протискиваться, — между двумя декорациями. Они остановились у «буфетного» столика и взяли себе по кофе. Потом прошли через брезентовую занавеску и оказались в подобии пещеры.

— Это все фольга, — пояснила Триш. — Фольга и напыление краской. А потом мы тут сделаем глицериновые сосульки и все такое.

— Это тоже для сцены из снов? — Петра заметила двух женщин в глубине пещеры — тех самых, которые оборачивали леса в большом зале фольгой. Теперь они красили стены в земляной свет, распыляя краску из баллончиков.

— Ага. На самом деле идею с фольгой мы слямзили из другого фильма, «Ангелы в черной коже». Пятьдесят миллионов долларов — для такого проекта это не так уж и много. Я думаю, один только Джейсон Сирота получил миллион. Он играет этого проповедника. Врага Тимми. Правда, сейчас не понятно. Они думают вообще выкинуть проповедника из сценария, потому что какой-то реальный проповедник грозится подать на них в суд. Только ему уже заплатили вперед, и нет гарантий, что он вернет деньги. В общем, миллион коту под хвост. Ни фига себе!

Они быстро прошли по пещере. Она представляла собой настоящий закрученный лабиринт, так что расстояние в несколько ярдов казалось почти бесконечным. Иллюзия была потрясающая.

— Хотите, я вам покажу что-то по-настоящему поразительное?

— Конечно.

Следующая декорация представляла собой комнату Тимми с игрушечной железной дорогой. Не просто стол с выложенными на нем рельсами и пластмассовыми паровозиками. Нет. Дорога занимала всю комнату. Два или три миниатюрных города. Горная цепь. Бесконечные рельсы, узлы и разъезды — сквозь горы и через реки, по мостам и тоннелям. Был здесь и средневековый немецкий замок. И плексигласовая река. А в самом центре всего этого великолепия — мягкий диванчик и кресло, торшер в юго-западном стиле, ковер с индейским узором на полу.

— У одного из сценаристов была идея, что Тимми Валентайн мог бы ходить к психоаналитику, — сказала Триш. — К кому-то из этих фрейдистов. Точно известно, что он собирал модели поездов. И вот этот психоаналитик просит его построить железную дорогу, которая как бы проходит через всю его жизнь. Пытается докопаться до какой-то там травмы в прошлом у Тимми. Ну, в общем, обычный вздор.

Триш взяла Петру за руку и провела в соседнюю комнату, где была точная копия железной дороги из предыдущей декорации, только сильно уменьшенная, так что она помещалась на столе.

— Мы сделали две дороги, — сказала Триш. — Одна — в натуральную величину. Эта — та, что мы только что видели. И вторая — вот эта, уменьшенная. Миниатюра в миниатюре. Потому что по сценарию она взорвется, и нам надо снять несколько планов под разными углами, и... ой, вам же, наверное, неинтересны все эти технические подробности. — Она опять отвернулась, чтобы наорать на рабочих: — Осторожнее с этим ковром, идиоты... кто-то из иранских крестьян три года жизни угробил на эту штуковину. Прошу прощения. — Она повернулась обратно к Петре. — У нас тут такой жуткий бардак. Вот и приходится постоянно орать. Кстати, хотите, я вам покажу что-то вообще потрясное?

— Конечно.

У Петры уже голова кружилась от обилия впечатлений.

— Тогда пойдемте.

Опять коридоры, опять шум и грохот; потом — вверх по импровизированному пандусу. В большую квадратную комнату с плексигласовым полом. Зеркальные стены и потолок. Под прозрачным полом, ниже на пару футов, был еще один пол — тоже зеркальный. Источники света были все скрыты, так что свет шел как бы из ниоткуда. Ощущение полной дезориентации. У Петры сразу же закружилась голова. Ее бесчисленные отражения как будто метались от зеркала к зеркалу, вспыхивали и гасли на гранях этого замкнутого на себе пространства, казавшегося бесконечным.

— Даже жутко становится, — сказала она.

— Ага. Крышу рвет с места.

— А для чего это?

— Это тоже в сценарии — комната в доме Тим-ми, — где он общается с отражениями души. Тот, кто правил сценарий, понятия не имел о его общей структуре, но на выдумки он горазд. Смотрите!

Триш хлопнула в ладоши. Петра смотрела на свое отражение на потолке, и вдруг отражение начало меняться... оно растянулось... потом сжалось... потом опять растянулось... исказилось до неузнаваемости... скрутилось в узел.

— Как... что...

— Движущиеся стены, — пояснила Триш. — На сервоприводе. Сдвинешь угол буквально на волосок, и все отражения меняются. Как в калейдоскопе. — Она крикнула невидимому оператору: — Спасибо, достаточно!

Бессчетно размноженные отражения Петры снова слились в одно. Она перевела дух. Но за долю секунды до того, как ее отражения воссоединились, ей показалось, что она увидела что-то еще... огонь. Да. Пламя, бьющее из глаз мертвеца. Он был абсолютно голый, и он пытался вырваться из зеркальной дверцы. Его глаза полыхали огнем, а взгляд был исполнен запредельного ужаса. Лишь на долю секунды. А потом все прошло. Никакого огня. Только ее собственное отражение.