— Я выпью один стакан за ваше здоровье, сударыня, другой — в знак благодарности за эту превосходную рыбу и еще один за то, чтобы утопить нашу ссору, — произнес незнакомец.

— Покорно вас благодарю, сэр, — отвечала хозяйка. — Хотела бы выпить за ваше здоровье, да боюсь: хозяин говорит, что этот эль для женщин слишком крепок. Оттого я иной раз только и выпью, что стаканчик Канарского с кумой или с каким-нибудь джентльменом, который его любит.

— В таком случае мы разопьем его с вами, если вы принесете мне бутылочку, — сказал Певерил.

— Сейчас вы получите отменного винца, сэр, я только сбегаю на мельницу и возьму у хозяина ключ от погреба.

С этими словами мельничиха подобрала подол платья и, заткнув его в карманы, чтобы скорее идти и не запачкаться мукой, направилась к мельнице, находившейся неподалеку от таверны.

— Мельничиха-то мила, но, поди, опасна, — сказал незнакомец, глядя на Певерила. — Если не ошибаюсь, это слова старика Чосера.

— Д-да, кажется, — отвечал Певерил, не слишком начитанный в Чосере, который тогда был в еще большем небрежении, чем ныне; он очень удивился, услышав ссылку на произведение литературы от человека по виду столь низкого звания.

— Да, — сказал незнакомец, — я вижу, что вы, как и все нынешние молодые люди, лучше знаете Каули и Уоллера, нежели «источник чистоты английского языка». Я не могу с этим согласиться. У старого вудстокского барда столько верности природе, что я предпочитаю его всем замысловатым остротам Каули и витиеватой, искусственной простоте его придворного соперника. Возьмем хотя бы описание деревенской кокетки:

Она была стройна, гибка, красива,

Бойка что белка и что вьюн игрива note 33 ,

А где вы найдете такую патетическую сцену, как смерть Арсита?

Увы, о смерть! Омилия, увы!

Со мной навеки расстаетесь вы!

Рок не судил нам общего удела,

Царица сердца и убийца тела!

Что жизнь? И почему к ней люди жадны?

Сегодня с милой, завтра в бездне хладной!

Один как перст схожу в могилу я,

Прощай, прощай, Эмилия моя! note 34

Но я наскучил вам, сэр, и не оказал чести поэту, которого помню лишь отрывками.

— Напротив, сэр, — отвечал Певерил, — слушая вас, я понимаю его стихи лучше, чем тогда, когда пытаюсь читать их сам.

— Вас просто пугало старинное правописание и готические буквы, — возразил его собеседник.
– Так бывает со многими учениками, принимающими орех, который легко можно расколоть, за пулю, о которую они непременно должны сломать себе зубы. Однако ваши зубы заняты более приятным делом. Не желаете ли рыбы?

— Нот, благодарю вас, сэр, — отвечал Джулиан, желая, в свою очередь, показать свои познания. — Я согласен с мнением старика Кайюса и объявляю, что дрожу перед Страшным судом, вступаю в бой, когда больше делать нечего, и не ем рыбы.

При этом замечании незнакомец испуганно огляделся. Между тем Джулиан произнес его нарочно, чтобы по возможности узнать, какое положение в обществе занимает его собеседник, теперешний язык которого столь отличался от того, каким он говорил у Брайдлсли.

Выражение живого ума, которое образованность придает лицам самым заурядным, освещало черты незнакомца, ничем не примечательные и даже грубые, а простота и непринужденность обращения обличали в нем человека, превосходно знающего свет и привыкшего вращаться в лучшем обществе. Тревога, которой он не мог скрыть при словах Певерила, однако, мгновенно рассеялась, и он тотчас же с улыбкой ответил:

— Уверяю вас, сэр, что вы находитесь в совершенно безопасной компании, и, несмотря на мой постный обед, я, с вашего позволения, не прочь отведать этого вкусного блюда.

Джулиан положил на тарелку незнакомца остатки яичницы с ветчиной и увидел, как тот с удовольствием съел один кусок, но тут же принялся играть ножом и вилкой, словно человек, пресытившийся едой, а затем выпил большой стакан эля и поставил свою тарелку перед огромной собакой, которая, почуяв запах обеда, сидела возле него, облизываясь и провожая глазами каждый кусочек, который он подносил ко рту.

— Возьми, бедняжка, — сказал незнакомец, — рыбы тебе не досталось, так отведай хоть яичницы. Я не могу далее отказывать твоей немой мольбе.

В ответ на эту ласку собака учтиво завиляла хвостом и принялась жадно есть подачку великодушного незнакомца — с тем большей поспешностью, что у дверей послышался голос хозяйки.

— Вот Канарское, господа, — сказала мельничиха, — а хозяин остановил мельницу и идет сюда прислуживать вам. Он всегда приходит, когда гости пьют вино.

— Это значит, что он желает получить хозяйскую, то есть львиную, долю, — заметил незнакомец, глядя на Певерила.