– Вот история, – сказал тот. – Я-то, конечно, уйду. Только вы меня и видели. Однако предупреждаю, Юхан придумал такую штуку, что кое-кто, может, захочет вернуться под обстрел.

И ведь не врал огненный терапевт, потому что и в самом деле придумал дядюшка Юхан удивительную штуку.

«Вы не умеете давать молоко копать землю и сажать лес. Значит – вы не работники. Из вас за свое пребывание заплатил только герр Кнопф». – Кнопф услышал, что его назвали герром, и развернул плечи. – «Но вы не простые дети, а ваш наставник тоже – человек со значением, хоть и с разбитой головой».

– Короче, – сам себя оборвал Будилов, – Юхан вбил себе в голову, что вы будете давать представления в здешних пансионатах.

– Вау! – сказал Лисовский громко и возмущенно. – Да он не в своем уме. Что мы ему…

Ваттонен еще немного поговорил, и взор его по-прежнему сиял, как свод небес.

– Он говорит, что не настаивает. ОН говорит, что все могут уходить вместе со мной. На его ферме будет жить только Кнопф.

– Вот вам! – сказал Кнопф.

– Знал бы ты, кто за тебя платит…

– И знать не хочу, – отозвался Володька. – Пусть тот и знает, кто платит. А вы будете танцевать на проволоке и выступать с дрессированными индюками. Эй ты, контрабандист-целитель, у Ваттонена индюки есть?

Снова Ваттонен разразился. Теперь уж Будилов слушал как следует, опасался, наверное, как бы друг Юхан не придумал и для него какой-нибудь каверзы. Но нет, обошлось. Лицо у Виталия Будилова расправилось и он поведал о замысле дяди Юхана.

Оказывается, этот голубоглазый носорог сварил в своей протестантской башке, что мои дети будут представлять туристам сцены из Священного писания.

– Охо-хо! – заржал Кнопф. – Вот так дядя! Ну и дядя! – И вдруг продекламировал:

запнулся, – Да вы чего, не помните? Учили же наизусть.

Дети хихикнули, однако ясно было, что никто из них не пойдет с Будиловым обратно. А Ваттонен говорил дальше, и получалось, что в округе полным-полно туристов-русских, которых катание на оленях и лыжные прогулки настраивают именно так, как следует. И если им ближе к вечеру представить что-нибудь про царя Ирода, то все будет очень хорошо. Я же тогда подумал об истории Юдифи и Олоферна, и чтобы Олоферном был непременно Кнопф.

Поистине пленительной была одна подробность. Видя наше недоумение, Ваттонен истолковал его на свой лад. Целитель кряхтел, засматривал Ваттонену в рот и, наконец, объяснил, что русским, пока они поддерживают в себе ощущение новогодия, кажется, что и Рождество еще не миновало. А поскольку русские в окрестных отелях и пансионатах это ощущение поддерживали, то все должно было получиться как нельзя лучше.

Я посмотрел на детей и понял, что недооценивал их капитальнейшим образом. Ужас и сумятица последних двух суток не мутили их взоров. Они явно прикидывали, что может получиться из затеи Ваттонена. Меня, впрочем, тоже пробило – вместо того, чтобы возмутиться таким поворотом дел, я вдруг спросил, обращаясь к кому-то между Будиловым и Ваттоненом:

– Откуда возьмется текст, милостивые государи? Уж не думаете ли вы шпарить прямо по Библии? И кто в таком случае будет режиссером?

Умные дети обрадовались моему сарказму, Кнопф беззаботно махнул рукою, а Юхан еще что-то втолковал целителю. То сказал, что все мы ему, сил нет, надоели.

– Между прочим, сочинять будете вы, – добавил он. – К завтраму все должно быть готово.

– Удивительно, – сказала Анюта. – Мы уехали, мы прятались, в нас стреляли и даже убили… – слезы на минуту встали у Ани в глазах, и она вскинула голову. – А вам опять, хочешь не хочешь, придумывать. Это что-нибудь да значит.

Я сказал:

– Ты будешь Иродом, Кнопф.

Мне помогала Нина, и Вифлеемская резня удалась на славу. Я сказал:

– Младенцев не надо. Не будем лить кровь, как в американских фильмах.

Лицо у Нины стало еще белее, и она крепко сжала руку Лисовского-младшего, который стоял рядышком и присматривал за нами. А мы придумали покорную Марию, и мудрого паука, и самоотверженную бабочку. Белокожая Нина пугалась каждой новой строки, словно мы с нею собрались выдать воинам Ирода все тайны младенца Спасителя.

Мы сделали Кнопфа Иродом! Кнопф заглянул через наши спины и сказал:

– Станет Ирод сидеть во дворце… Держи карман шире! Он будет искать и вынюхивать за десятерых.

А воинами были мальчики.

– А был бы жив ваш папа, – спросила Анюта, – что бы он стал делать?

Оставшиеся от ночи часы мне снилась глубокая ямина в снегу, даже следы от стариковых локтей разглядел я. И сзади была вмятина, которую я тогда наяву не заметил. Вот в чем дело! – старик раскачивался вперед-назад, вперед-назад, чтобы выбраться.