— Не испугаетесь? — скептично спросил он.

Я на мгновение нахмурилась. Что у него там? Чего я должна испугаться?

Я видела все в этой жизни. Ужасную проказу и жуткие раны. Отвратительные гнойники. Меня сложно поразить недугом или уродством.

— Нет, — сухо ответила я.

Он снова хмыкнул и стянул бейсболку.

И я в совершенном ужасе уставилась на его лицо.

Потрясающее, красивое лицо. Загорелое, с падающей на лоб темной прядью. С насмешливым прищуром светлых глаз.

На лицо парня, которого мы убили вчера.

— Узнала? — широко улыбнулся он.

Я судорожно кивнула и вспомнила, как в то краткое мгновение пока наша машина неслась на него, мы встретились глазами.

— Ты почему живой? — еле выдавила я.

Он стер ухмылку с лица, строго взглянул на меня и предложил:

— Ты же ведьма. Узнай сама.

«Господи, мне это снится, — истово подумала я. — Так не бывает, добрый Боженька, так не бывает!»

— Так как? — парень, все так же строго глядя на меня, шагнул ко мне.

— Ты от чего лечиться-то пришел? — я вжалась в кресло, смотря на него совершенно безумным взглядом.

— Так ты же ведьма! — узнай! — снова повторил он, на этот раз очень жестко.

— Сядь, — тихо сказала я, указывая на табурет в центре комнаты.

Он, ни слова не говоря выполнил мое указание.

— Не так давно я ездил в одну страну. Маленькую такую, из стран бывшего соцлагеря, — размеренно сказал он.

— В какую? — машинально спросила я, расплетая косу.

— Мне нравятся блондинки, — серьезно заметил он, оценивающе глядя на мои длиннющие волосы. — В Румынию. Ты делай, я потом расскажу полностью.

И я с усилием встала с кресла, подошла к нему со спины, закрыла глаза и положила руки на макушку, отпуская в тело Силу.

Все произошло слишком быстро. Одним движением клиент встал, обернулся и как-то очень нежно обнял меня.

— Смотри на меня, — прошептал он, приближая свое лицо к моему. — Смотри, Магдалина…

Я взглянула, и…

….и я словно бросилась со скалы в ледяную горную реку .

Мой Бог…

И я забыла как дышать. Я захотела закричать — и не смогла. Меня вертело в водовороте, словно щепку, бросало о камни, ломало на части. Запах тления был повсюду, повсюду, он проникал сквозь мою кожу и жег пламенем тысяч церковных свечей. Темный водоворот медленно, с чавканьем засасывал меня, и я понимала, что мне не успеть… Не вынырнуть мне отсюда…

Никогда.

Внутренний голос в диком ужасе не переставая вопил, тоскливо и безнадежно. Так кричат только когда понимают, что это — все.

И в этот миг беспросветного отчаяния я услышала тихую и нежную мелодию. Она вплелась в этот водоворот, успокоила его, превращая просто в течение — тихое и ленивое. Нежно обволакивающее меня непроглядной темнотой…

И внезапно я успокоилась и покорилась.

Чему?

Тьме…

И она пела мне песни, словно ласковая мать над любимым малышом.

Родным и единственным.

Недопетый мотив я услышу во сне…

До утра не сомкну я глаз…

«Ты моя. Ты больше не уснешь по-настоящему», — нежно, словно любимый, шепнула мне темнота, вплетаясь в мелодию, и мне понравилось ей принадлежать.

… До конца не простив все прошедшее мне,

ты не спишь, как и я сейчас…

«Я твоя», — молчаливо согласилась я, бездумно погружаясь в нее. Она была прекрасна. Прекрасна чудесным предчувствием того, что она дает там, за гранью.

…В полуночном метpо, в хороводе огней,

Мне опять снится твоя тень…

«Я — твоя». Тьма ласково прильнула к моим непослушным губам, сцеловывая остатки слов, обволокла меня совершенной красотой ночи.

… Сумасшедшая ночь, проведенная с ней,

И опять наступает день…

«Моя», — наконец прошелестела она в ответ, баюкая меня, даря меня сладостной, невыносимо сладостной нежной болью, которая была чудеснее и сильнее любой ласки.

… А когда мы увидимся вновь,

Будет ветер ночной тихо петь о своем…

И я стремилась плотнее впечататься в эту темноту, раствориться в ней каждой трепещущей в предоргазменной судороге клеточкой тела. Все, что я испытала до этого — блекло в сравнении с настоящим. Первая ночь любимым, адреналин свободного падения с парашютом за спиной, эйфория первого в жизни настоящего успеха — все это было такой ерундой…

Ничто в мире не стоило этого.