— Тетя Машечка, — рыдала она. — Пол подмету дома, посуду вымою! Я ж не знала, что это плохо!

«У ребенка мать в тюрьме», — жалостливо сказал внутренний голос.

— Ладно, — смягчилась я. — Перестань реветь. Сама отдам.

— Я пока тут постою, ладно? — подняла она ко мне светящееся надеждой зареванное личико.

— Ладно, — тяжко вздохнула я.

Вернувшись в подъезд, я выгребла из карманов мелочь и радостно сказала деткам:

— Ну что, копилку я разбила, денежки ваши вот они! Разбирайте!

Детки степенно и без суеты забрали свои финансы и разошлись по квартирам. Нет, что ни говори, а мы в наше время такими не были. Нынешние дети рождаются уже взрослыми. Покачав головой им вслед, я снова вышла из подъезда и позвала маленькую мерзавку. На улице уже сгустились сумерки, зажглись фонари, и Настя в их ярком свете была совсем маленькой и несчастной, у меня аж сердце сжалось.

— Они ушли? — хмуро спросила она.

— Ушли, — тяжко вздохнула я. — Еще раз так сделаешь — выпорю.

Она шмыгнула носом и не глядя на меня спросила:

— Тётя Маш, а мама где?

— В Караганде, — ласково ответила я, взяла ее за руку и повела домой.

Около лифта Настя дернула меня за рукав и спросила:

— А что мама там делает?

— Где? — очнулась я от мыслей.

— Ну, в Караганде, — бесхитростно спросил ребенок.

— Хм… В командировке, — ляпнула я.

Настя лишь вздохнула, глядя на меня взрослыми глазами.

«Врешь ты все», — читалось в них.

Ребенка дома я раздела, выкупала и попыталась отправить спать.

— Не хочу! — твердо ответила Настенька.

— Не волнует — одиннадцать вечера, все детишки давно в кроватках! — флегматично ответила я.

Она посоображала немного и с укором сказала:

— А кормить меня?

«Господи!», — простонала я про себя… Ну почему же я вечно забываю что детей надо кормить?

— Конечно — конечно! — тут же засуетилась я. — Чего хочешь?

— Да пельменей, чего уж там, — вздохнуло неприхотливое дитя, потом с сомнением взглянуло на меня и уточнило: — Мне десять штук!

— Вот давно бы так! — обрадовалась я. А то — парочку!

Мы пошли в кухню, я накормила Настю, тем временем перенесла спящего Катенка в одну из гостевых комнат на втором этаже, запирающиеся на ключ изнутри. Я решила что так будет лучше — пусть запрутся на ночь и не пускают меня ни под каким видом.

«Твой вампиризм реагирует только на близость мужского тела, не заметила?» — горько усмехнулся внутренний голос.

«А еще маскируется под сексуальный интерес», — в тон поддакнула я.

В свете этого я очень сомневалась что меня потянет на девчонок, однако святую истину — «лучше перебдеть» — никто еще не отменял.

Я спустилась на кухню и некоторое время наблюдала, как Настя лениво гоняет по тарелке последний пельмень.

— Не надоело? — наконец спросила я.

— Не-а, — лениво ответила она.

— Пошли-ка спать, — решительно сказала я.

Та открыла рот, я прямо по глазам видела, как она хотела возразить, однако ей прежде хватило ума посмотреть на меня. Подумав, она все же медленно встала из-за стола.

На пороге спальни она мрачно буркнула:

— В туалет хочу.

— Ради бога, — кивнула я, отвела ее в санузел и принялась ждать, подперев стену и вслушиваясь в мертвую тишину.

На десятой минуте я постучала в дверь:

— Ты там не утонула? — осведомилась я.

— Нет, — раздался ее недовольный голос.

— Сама выйдешь или дверь ломать?

— Выйду, — совсем хмуро ответила она.

Через пять минут дверь и впрямь открылась.

До гостевой спальни, срочно переделанной в детскую, Настя хранила каменное молчание. Едва мы вошли, она непререкаемым тоном сказала:

— Пить хочу!

— Фигу не хочешь? — непедагогично возмутилась я. — Быстро в постель!

Настя посмотрела на меня нехорошим взглядом, разделась, разбросав вещи, легла в постель и отвернулась к стенке.

— Вот сука, — бормотнула она напоследок.

— ЧТООО?????? — взревела я, нависая над кроватью.

Катёнок вздрогнула во сне, но не проснулась, к счастью. Настя в ужасе съежилась в кроватке, изо всех стараясь слиться со стенкой и забормотала:

— Щука, тетя Машечка, я хотела сказать, щука, хорооошенькая такая рыбка!