Красиво…

Спасибо, Димочка…

Под боком у меня дрых мерзавец Бакс, я погладила его, и котеночек замурлыкал от счастья, словно трактор «Беларусь». То-то же! А то все по углам прятался от любимой хозяйки!

Я лениво осмотрелась — в центре холла красовался круг, очерченный мелом, в кляксах растаявших свечей. То-то мне сегодня работы — все это добро с паркета отскребать!

Я медленно и со вкусом потянулась, и тут ужасная мысль пронзила меня.

А что если…?

Я вскочила, пулей кинулась в ванну, и встала перед зеркалом, оттопырив верхнюю губу.

Клыков не было. Я для верности пощелкала по зубам ногтем — но нет, все исчезло без следа.

— Йееессс! — завопила я, и как была в простом ритуальном платье, так и кинулась из квартиры вниз, к Сереге.

Тот открыл мне дверь, сонно щуря глаза и спросил:

— Тебе чего не спится?

Я, радостно улыбаясь, затолкала его в квартиру, и первым делом уткнулась лицом в шею. Вроде ничего.

Я для верности лизнула кожу, и запустила руки Сереге под тишотку.

Серега дернулся и осторожно спросил:

— Магдалин, ты чего?

Я опомнилась, отшатнулась от него, и так же светло улыбаясь, пробормотала:

— Да не, ты не подумай ничего…

После чего я ринулась обратно к себе в квартиру.

Ой, Господи, хорошо-то как! Я умница, умница, я додумалась, как вылечиться!

Я вылетела на лоджию, посмотрела на рассвет и радостно закричала:

— Здравствуй, девица — краса, утренняя заря!!!

Я безбоязненно подставляла голые руки и лицо под розовые холодные лучи, и это было чудесно. В душе у меня пели и ликовали ангелы.

Бакс смотрел на меня ка на идиотку.

Я щелкнула его по носу, оделась и побежала вниз. В ближайшем цветочном магазине я купила тридцать две ярко — красные розы, нераспустившиеся и с росой на лепестках и поехала на Текутьевское кладбище.

Бросив машину у ограды, я легко побежала по тропинке меж могил. Вот и Димочкина могилка.

— Привет, любимый! — радостно сказала я.

«Привет», — словно отозвался он рядом.

Я достала из ящичка около памятника веник, совок и принялась убираться в оградке, по пути весело приговаривая:

— Ну что, солнце мое, как тебе жена? Кстати, если б ты меня спросил при жизни насчет цветов, то я бы тебе сказала: розы я люблю или бледно — розовые или белые! А ты мне пошлую красную подарил. Ну да ничего, я тебе целый веник в отместку привезла!

Прошедшая мимо нищенка испуганно покосилась на меня.

— Бабушка! — радостно окликнула я ее.

— Чего-й тебе, милая? — изготовившись если что бежать от меня наутек, настороженно спросила нищенка.

Я порылась в карманах, вытащила не глядя ворох сотенных и протянула ей через оградку:

— На, бабушка, держи.

Та степенно взяла деньги из моих рук, разгладила каждую купюру и аккуратно сложила за пазуху.

— За кого, доченька, помолиться-то надобно?

— А ни за кого! — так же радостно ответила я.

— Ну как же, — пожевала она выцветшими губами и кивнула на памятник. — Вижу, помер у тебя кто — то. Надо б за упокой помолиться!

— Ну тогда конечно помолитесь, — кивнула я. — Только не за упокой! А за здравие — раба Божьего Дмитрия и рабы Божией Марии!

Бабушка Вовсе посмотрела на меня как на дуру и не прощаясь, быстро — быстро пошла прочь.

А я тем временем принялась сметать подтаявший снег с центра памятника — там я оставила незакрытый мрамором квадрат, чтобы садить летом цветочки. Ну а сейчас — я положу сюда букет.

Прямо из центра квадрата виднелась слегка присыпанная землей кукольная кисть руки. Я с удовольствием посмотрела на золотой ободок на крохотном пальчике и, дотянувшись, надавила на нее:

— Не хвастайся, дурочка, — беззлобно прикрикнула я. — Главное — помни, что носки стирать надо хорошенько и песенки Димке перед сном петь. Ясно?

Кукольные пальчики легко провалились под землю.

— Вот так-то лучше, — удовлетворенно сказала я и закидала ямку землей.

Потом рассыпала сверху розы, отчитала заново охрану могилки от воров — пусть эти цветы завянут тут, на холодном мраморе, и побежала дальше.

Куда?

Снова развешивать портреты покойниц — Марий, которые я позаимствовала. Ну и свои забрать — не дело фотографии живых на могилах оставлять.

Моя душа пела от счастья.

Я осознала — смерти нет. Депрессия после Димкиной смерти была велика — именно из-за безнадежности случая. Из-за того, что смерть — это навсегда, и это уже не исправить.