В долгой дороге люди сходятся скоро, и Чайкин охотно слушал рассказы старика Брукса. Он таки видывал виды на своем веку и много переменил профессий, пока не сделался кучером.

И Чайкин совсем разинул рот от изумления, когда узнал, что Брукс был последовательно журналистом, рудокопом, золотоискателем, метрдотелем, конторщиком в банкирской конторе, проповедником, владельцем фабрики и богатым человеком, имевшим свой дом, лошадей и так же мало думавшим лет десять тому назад сидеть на козлах, как мало думает он теперь сидеть в качалке на веранде своего дома в Нью-Орлеане.

— Тогда я разорился дочиста! — спокойно говорил мистер Брукс, похлопывая бичом в воздухе, чтобы заставить мулов бежать пошибче к ближайшей станции, до которой, по его словам, оставалось не более двух миль.

Там Брукс рассчитывал постоять часа три и заночевать до рассвета, так как ночь обещала быть темной, а дорога впереди была с оврагами.

— Отчего же вы не попробовали начать снова? — спросил Чайкин.

— Не для кого было. Жена и дочь умерли вскоре от холеры. И трудно было начинать снова… Да и пришел я к убеждению, что и не к чему… Заплатил я все, что мог, кредиторам и остался с десятью долларами в кармане на улице.

— И что ж вы тогда сделали?

— Поехал в Канзас и получил место кучера в «Почтовом обществе». С тех пор прошло десять лет, как я езжу между Канзасом и Денвером. И чувствую себя недурно. Я поздоровел и, не правда ли, гляжу молодцом!

— Это правда.

— А ведь мне шестьдесят лет!

— И вы не жалеете богатства?

— Нисколько.

— Я тоже полагаю, что не в богатстве счастие.

— Мало людей, которые так думают.

— А из Денвера нас другой кучер повезет? — спросил Чайкин.

— Другой. И дилижанс будет другой, и дорога другая — куда хуже, и индейцев чаще будете видать, и менять мулов реже, и ехать тише, и ночевать где придется… За Денвером перевалите горы и поедете потом пустыней… Безлюдная, мрачная страна… А в Денвере вы запаситесь провизией. Оно вернее будет! — прибавил мистер Брукс.

Солнце склонялось к закату. Вдруг впереди что-то зачернело и послышался гул. То буйволы пересекали дорогу.

— Ишь ты! — воскликнул по-русски Чайкин.

— Вы русский? — спросил кучер.

— Русский! — отвечал Чайкин. — А вы как узнали?

— По вашему восклицанию. Я знаю русских.

— Где ж вы их видали?

— А здесь… в степи.

— Как так?.. Разве здесь есть русские? — обрадованно спросил Чайкин.

— Есть. Они гонщики скота… Русских гонщиков предпочитают другим. Они всегда аккуратно пригоняют скот из Канзаса или из Ливенворта во Фриски… Там продают и возвращаются обратно. Хозяева очень ценят русских гонщиков скота… Честно делают свое дело и мужественно защищают от нападений индейцев.

— И много таких гонщиков?

— Человек пятьдесят.

— И давно они в этих краях?

— Давно, должно быть… У них около Ливенворта и своя деревня есть. И русские леди есть… Выписали из России.

Уже стемнело, когда дилижанс подъехал к станции. Это была небольшая ранча, одна комната которой любезно была предоставлена пассажирам. Желающим раздавали буйволовые шкуры для подстилки на ночь.

Чайкин поужинал вместе с мистером Бруксом и потом с радостью выпил две большие чашки горячего чая, который раздобыл Брукс от хозяина ранчи.

Затем Чайкин вышел из ранчи и несколько времени стоял в саду, всматриваясь во мрак ночи. Воздух был свеж. Близость сиерр, покрытых снегом, давала себя знать.

Кругом царила тишина. Только по временам раздавался протяжный вой.

«Волк бродит!» — подумал Чайкин.

Скоро он вернулся в комнату и, разложив на полу буйволовую шкуру, положил подушку и, покрывшись одеялом, заснул.

Когда с рассветом раздался звук почтового рожка, Чайкин быстро вскочил. Вставали и остальные пассажиры. Двое «молодцов Запада» посылали проклятия и ругательства, что их рано будят. Даже присутствие дамы не особенно стесняло их.

Чайкин вымылся на кухне и, вернувшись, с удовольствием увидел, как хозяин ранчи, молодой канзасец с продувным лицом и плутовскими глазами, ставил на стол огромный кофейник, горячее молоко, чашки, сухари, бутылки с ромом и блюдо с ветчиной.

— Кушайте, джентльмены. Всего один доллар за завтрак!

Пока пассажиры и кучер завтракали, канзасец рассказывал, что ночью он чуть было не побеспокоил джентльменов.

— Почему? — спросили со всех сторон.

— Индейские собаки — команчи — бродили ночью слишком близко.