Шрифт:
Крайне обеспокоенный, судья написал письмо Бел-Трану.
Двое мужчин встретились в гончарном квартале – там, где ремесленники с ловкими руками и быстрыми ногами лепили из глины великое множество различной посуды – от маленького горшочка для мази до огромного кувшина для хранения сушеного мяса. Если за работу брался искусный мастер, то вокруг него собирались многочисленные ученики, желающие овладеть секретами обращения с гончарным кругом.
– Мне нужна ваша помощь.
– Я нахожусь в непростом положении, – признался Бел-Тран. – Госпожа Нанефер развязала против меня настоящую войну. Она старается собрать группу придворных, которые потребовали бы моей отставки. Некоторые из них пользуются доверием визиря.
– Баги сумеет во всем разобраться.
– В этой ситуации мне приходится проводить ночи напролет за проверкой своей документации. Все должно быть в полном порядке.
– Какими методами действует Нанефер?
– Коварством и наветами. Ответом на все это может быть только моя работа.
– Я сейчас узнал о фактах, которые способны вам навредить.
– Какие?
– Попытка нарушить поставки продуктов питания.
– Может быть, речь идет об обычной небрежности чиновников?
– Нет, о намеренных действиях.
– Тогда мы рискуем получить беспорядки, а возможно, и мятежи!
– Успокойтесь, я уже нашел виновницу.
– Это женщина?
– Царевна Хаттуса.
Бел-Тран помолчал.
– Вы уверены?
– Я собрал уже целый ворох доказательств и свидетельств.
– На этот раз она перегнула палку! Но если выдвинуть против нее обвинения, то тень от них падет и на фараона.
– Рамсес хочет уморить свой народ голодом?
– Это полная бессмыслица. Однако согласится ли он с тем, что будет скомпрометирована его супруга, символ мира с хеттами?
– На ней лежит серьезная вина. Если власти предержащие не будут нести ответственность за свои деяния, во что превратится страна? Это будет край, где царят подлоги, привилегии и ложь. Я дам этому делу ход, но если из казначейства не поступит официальная жалоба, Хаттуса сможет избежать судебного расследования.
Бел-Тран колебался недолго.
– Я сильно рискую своим положением, но вы получите вашу жалобу.
По многу раз на дню Нефрет приносила ласточке воду. Птица повернула головку к свету, и молодая женщина ласково поглаживала ее, в душе сокрушаясь, что не может вырвать раненое существо у смерти.
Пазаир вернулся поздно вечером, совершенно измученный.
– Она еще жива?
– По-моему, ей немного лучше.
– Есть надежда?
– Честно говоря, нет. Она не открывает клюв и, видимо, потихоньку угасает. А мы подружились. Почему ты такой усталый?
– Царевна Хаттуса пытается спровоцировать голод в Мемфисе и соседних селениях.
– Невероятно! Как это можно сделать?
– Посредством подкупа, сделав ставку на бездействие управляющих. Это нелегко, ты права. Трудно проделать все это скрытно, слишком много контролирующих инстанций. Она теряет разум. Казначейство, как мне обещал Бел-Тран, подаст официальный иск, и я отправляюсь в Фивы, чтобы предъявить царевне обвинение.
– Не кажется ли тебе, что ты уходишь в сторону от убийства Беранира, от дела Ашера, от заговорщиков?
– Если Хаттуса действительно связана с Денесом, то нет.
– Процесс против самого знаменитого полководца, а теперь и против супруги фараона… Вы необыкновенный судья, Пазаир!
– Ты тоже необыкновенная женщина. Ты меня одобряешь?
– Какие меры безопасности надо принять?
– Никаких. Я должен допросить ее и предъявить обвинение. После этого я передам дело визирю. Баги его не примет, если расследование будет проведено кое-как.
– Я люблю тебя, Пазаир. Они обнялись и поцеловались.
– Сначала яд, затем пантера… Что еще приготовит этот тип, который хочет тебя изувечить?
– Не знаю, но ты не беспокойся. Мы с Кемом поедем на судне, которое принадлежит речной страже.
Перед обедом судья зашел проведать ласточку. К его удивлению, она подняла головку. Выбитый глаз затянулся, маленькое тельце вздрагивало более энергично. Ошеломленный, он боялся пошевелиться. Нефрет взяла пучок соломы и подложила его под птичьи коготки. Ласточка тут же зацепилась за него, как за ветку. И вдруг, с потрясающей живостью, она забила крыльями и взлетела. Мгновенно со всех сторон к ней слетелись и окружили ее сестры; одна из них поцеловала ее, как мать вновь обретенное дитя. Потом другая, третья и вся стая, сошедшая с ума от радости. Ласточки танцевали вокруг Нефрет и Пазаира, которые не могли сдержать слез.