– А что, генерал, вы не очень страдали от морской болезни?

– Гм! Гм! – отвечал Барнет, хорошо помнивший, что ему говорил Сердар.

Но Барбассон, бывший настороже, быстро приблизился к военному комиссару и, стараясь говорить изысканным образом, сказал ему:

– Э… видите ли, вы можете из пушек стрелять радом с ним, он ничего не услышит, потому что глух, как старый пень.

Группа молодых офицеров и адъютантов, стоявших на палубе, с трудом удерживалась от смеха, и только возвращение обоих губернаторов избавило их от пытки с серьезным видом смотреть на Барнета, который бешено ворочал глазами, желая казаться важной персоной перед лицом подчиненных, вынужденных из уважения к нему стоять неподвижно на своем месте.

Обратный переезд на берег совершился так же легко, и шествие направилось к дворцу губернатора, где тотчас же начался официальный прием.

Депутация всех раджей Юга явилась поздравить его с прибытием и заявить о своей преданности Франции.

– Принимаю поздравления ваши как представитель своей страны, – твердым голосом отвечал Сердар, – мне скоро придется обратиться не только к вашей преданности, но и к вашему мужеству: наступает время освобождения всей Индии.

При этих словах по залу пробежало волнение и раздались голоса: «Да здравствует Франция! Да здравствует губернатор!»

– Смерть англичанам! – крикнул один офицер из местного отряда телохранителей при дворце.

Казалось, будто все только и ждали этого сигнала, ибо крик этот, повторенный несколько раз с таким воодушевлением, был услышан снаружи.

В ту же минуту десять тысяч человек на площади, на улицах и даже на набережной подхватили: «Смерть англичанам!» И по всему городу с быстротой молнии разнеслась весть, что война объявлена.

Присутствующие на приеме раджи и офицеры обнажили свои шпаги и, потрясая ими, клялись умереть за независимость Индии и славу отечества. Сердце в груди Сердара билось так, что, казалось, сейчас готово было разорваться на части.

Наконец наступил момент, которого он так долго ждал. План его удался, в руках его был Пондишери и полк морской пехоты, командиры которого с полковником Лурдонексом во главе, только что представлялись ему…

Увы! Бедный Сердар! Торжество его было преждевременным. Он не заметил, что в ту минуту, когда ему представили полковника Лурдонекса, тот не смог скрыть сильного удивления, которое еще больше увеличилось, когда он увидел Барнета, одетого в мундир артиллерийского офицера.

Дело в том, что полковник Лурдонекс всего пять дней тому назад приехал из Франции на пакетботе «Эриманта» и был в Галле, когда пароход останавливался там в день осуждения и побега Сердара. Ему удалось попасть на то место, мимо которого Сердар, Барнет и Нариндра шли на смертную казнь, и это дало ему возможность хорошо рассмотреть их…

Можете представить себе его удивление, когда он очутился перед героем восстания в Индии, одетым в мундир французского генерала и играющего роль нового губернатора Пондишери. Сначала он подумал, что это один из тех странных случаев сходства, которые иногда встречаются. Когда же вслед за этим он узнал Барнета, а затем Нариндру, сомнения его окончательно рассеялись.

Полковник сразу понял, какие патриотические побуждения заставили этих людей прибегнуть к такому способу действий, но он полагал, что авантюристы эти не имеют права бросать Францию на путь, к которому ее правительство не подготовилось.

Поэтому ввиду возможных важных осложнений, которые подобное событие должно было вызвать во всей Европе, он, французский полковник, не имеет права колебаться в том, что от него требуют честь и долг службы.

Он решил действовать спокойно и без скандала. В эту минуту Барнет, совсем задыхавшийся в своем мундире, вышел на веранду подышать воздухом. Полковник подошел к Барнету и сказал:

– Что, любезный генерал, вам, видимо, очень жарко?

Барнет смутился. Ему так хотелось ответить, поговорить о чем-нибудь, невольная немота угнетала его, но в то же время он понимал, что дьявольский акцент его совсем неприличен для французского генерала.

Тогда, вспомнив придуманный Барбассоном предлог, он кивнул и показал полковнику на свои уши, желая этим дать понять, что он не слышит. Но Лурдонекса не так легко было убедить, и он продолжал, смеясь:

– Держу пари, генерал, что, несмотря на страшную жару здесь, вам было, пожалуй, еще жарче в тот день, когда в Галле вы с веревкой на шее и в сопровождении ваших товарищей шли на виселицу?

От этих слов Барнета чуть не хватил удар, и он в течение нескольких секунд не мог произнести ни слова.

– Что вы хотите сказать, полковник?.. Повешен… веревка на шее… я не понимаю.

– Ну-ну! Вот и глухота ваша прошла, и, мне кажется, мы сейчас поймем друг друга. Я стоял около того места, где вели на казнь вас, Сердара и одного индийца. Я узнал всех вас троих, и вы понимаете, конечно, что я не имею права допустить вас разыграть эту комедию до конца.

– Неужели вы думаете, черт возьми, что она очень забавляет меня!

– Хорошо, по крайней мере, что вы не желаете унижаться до лжи.