– Закрыть хоуду и в путь! – звучным голосом скомандовал Сердар.

Кто может описать радость, наполнявшую его грудь. Двадцать лет ждал он этого часа!..

План его мести давно уже созрел… он был уверен в успехе, несмотря на то, что его ждала борьба с могущественным врагом. Да, наконец, чего нельзя было сделать с такими отважными людьми, как Нариндра и Рама-Модели!

Когда маленький отряд взобрался на гору Нухурмур, Сердар остановился. Со всех сторон тянулись холмы и долины, покрытые непроходимыми лесами, и среди них трудно было различить то место, которое вело к их таинственному жилищу в Нухурмуре.

– Нет, – сказал он после нескольких минут глубокого размышления, – только измена может открыть это убежище… Я спокойно могу ехать.

Повернувшись затем к склону, высившемуся над берегом Индийского океана, волны которого слегка отливали лазурью в первых проблесках пробуждающегося дня, он показал в сторону острова Цейлон и воскликнул:

– Теперь ваша очередь, сэр Уильям Браун!

Путники и не заметили, спускаясь к берегу, вдоль которого собирались идти до самого Гоа, как из-за пальм выглянула чья-то голова. Это был Кишная, начальник тхагов.

Чуть позже, когда путешественники скрылись среди извилин леса, он вышел из-за деревьев, прятавших его.

– Хорошо, – сказал он, – Рам-Чаудор с ними, они скоро узнают, что значит доверяться Рам-Чаудору… Ха! Ха! Славную историю он им придумал… Его дочь, прекрасная Аньяма, у тхагов!.. И страшная клятва… Глупцы, они не знают, что тхаги верят только в одну Кали, мрачную богиню, и что для них не существует никаких клятв, кроме тех, которые они произносят над трепещущими внутренностями жертв…

Уверенный в том, что его никто не слышит, он со зловещим хохотом воскликнул:

– Идите, спешите в пасть волка! Уильям Браун уже предупрежден, что Рам-Чаудор везет ему друзей… Вы будете довольны приемом. – И он повернул в сторону озера Нухурмур.

Идеи Барбассона и мечты Барнета. – Рыбная ловля. – Зловещие предчувствия. – След человеческой ноги. – Непонятный арест. – Неминуемая смерть. – Заколдованная лодка.

В это утро Барбассон был в прекрасном настроении, а Барнет видел все в розовом свете. Отъезд Сердара ничем не нарушил счастья друзей. Можно даже сказать, что он прибавил душевного мира и сердечного спокойствия к той радости жизни, которую одинаково испытывали они оба.

Этот человек знатного, по-видимому, происхождения, с изысканными манерами, приветливый, но сдержанный, внушал им почтение. Они чувствовали себя неловко в его присутствии. Его нельзя было похлопать по плечу, обращаться к нему с бесцеремонными шутками, которые позволены между друзьями. Он не был, одним словом, из их общества, и, хотя позволял обращаться с собой просто, что вполне допускалось их нынешним образом жизни и положением, они никогда не могли решиться на это.

А между тем нет никого более фамильярного по своей натуре, чем провансалец, и тем более янки.

Вот вам пример – ибо ничто так не проясняет мысль, как пример, – одолжите лошадь провансальцу раз, другой, а в третий он скажет: «Какое хорошее животное эта наша лошадь». А янки со второго раза не отдаст вам ее больше, если не забудет отослать вам ее в первый.

Теперь, когда Сердар уехал, они становились полными хозяевами пещер, потому что о Нане Сахибе бесполезно было и говорить.

Он жил один в приготовленной для него части пещер, курил все время кальян и не стеснял наших авантюристов, которые дали себе слово кататься как сыр в масле во время отсутствия Сердара. Они в тот же день принялись за исполнение своего намерения.

Было уже двенадцать часов, а на столе еще стояли остатки десерта.

– Скажи, Барнет, – начал Барбассон после вкусного завтрака, который привел его в прекрасное расположение духа, потому что оба несколько злоупотребили бургундским, – скажи мне… у меня много идей, и мне хочется, чтобы ты одобрил их.

И он налил себе вторую чашку настоящего мокко.

– Как и мне, Барбассон.

– Зови меня Мариусом, если хочешь. Как-то задушевней… ты ведь мой друг, не так ли?

– Идет, Мариус, – отвечал Барнет с сияющим лицом, – но с одним условием.

– С каким?

– Чтобы ты звал меня Бобом. Ты мой друг, как и я твой, не правда ли?

– И получается, что мы два друга.

И приятели расхохотались с тем глупым видом, который бывает с людьми, дошедшими до крайней степени опьянения.

– Я говорил тебе, мой милый Мариус, что и у меня в голове скопилась куча проектов, о которых я хотел бы знать твое мнение.

– И я, как ты, мой дорогой Боб, – отвечал марселец, – если бы ты мог видеть мои мысли, которыми полна моя голова, их… их, как звезд на небе… Не пройтись ли нам к озеру? Болтая о наших делах, мы используем время, чтобы наловить превосходной форели… недурное начало нашего ужина.