Шрифт:
— Балласт? Какой балласт? — отозвался удивленно Кардосо.
— Бросай, бросай что-нибудь…
И пока мальчик нерешительно оглядывался, ища, что можно без урона для себя сбросить с почти уже касавшейся земли гондолы умирающего шара, Диего сам пришел к нему на помощь: подхватив один из ящиков с провизией, он выбросил его. Потом другой. Ящики, падая с глухим треском, разбивались, как скорлупа яйца, и их содержимое в полном беспорядке рассыпалось среди травы. Шар заметно поднялся вверх, и как раз вовремя: преследователи, гоня во весь опор прекрасных рослых лошадей, вырвались из окаймлявших поляну кустарников и неслись теперь во весь опор по направлению к шару с нечеловеческими воплями, при звуке которых мороз продирал по коже. Они размахивали длинными копьями и еще чем-то, чего раньше никогда не видал Кардосо.
— Они… они бросают в нас камни! — удивленно вскрикнул Кардосо.
В самом деле, ближайший всадник с невероятной силой швырнул в шар три камня, связанные вместе веревкой. Камни, крутясь в воздухе со зловещим свистом, долетели до шара и опутали одну из веревок сети, едва не раздробив голову вовремя увернувшемуся Диего.
— Это боллас! Бросай, бросай, Кардосо! Бросай этот бочонок…
Кардосо, испуганный серьезным тоном Диего, схватился за довольно увесистый бочонок, в котором хранился запас воды, и перевалил его через борт корзины. Падение бочонка вызвало новый подъем шара на довольно значительную высоту, и так как там дул порядочной силы ветер, то индейцы стали заметно отставать. Им это не понравилось. В воздухе засвистели десятки боллас, но они уже не могли достигнуть шара. Тогда там, внизу, поднялась беспорядочная, отрывистая и суетливая трескотня спешно посылаемых в воздух выстрелов.
Индейцы пришпоривали лошадей и старались наверстать выигранное шаром расстояние. Несколько мгновений казалось, что им это не удастся. Но утих ли ветер, или лошади, разгоряченные скачкой, удвоили свои силы — так или иначе, но через пять минут индейцы были уже не только около шара, но даже заскакивали вперед него, и их оглушительный вой, крики торжества, свист, выстрелы —/все это указывало, что они теперь рассчитывают на верное получение добычи.
Диего схватил свой карабин, Кардосо последовал его примеру, две пули нашли для себя жертвы в рядах индейцев, двумя преследователями стало меньше. Но остальных это не остановило ни на мгновение… Их руки уже тянулись схватить волочившиеся по земле концы канатов.
Шар садился на землю, и его пассажиры были окружены врагами, не знающими, что такое пощада».
VI. На земле
— Они сейчас перебьют нас! — кричал Кардосо, посылая пулю за пулей в ряды налетавших и с гиком кружившихся индейцев.
— Надо во что бы то ни стало уйти от них! — пробормотал Кальдерон. — Обрубим веревки, поддерживающие корзину…
Диего огляделся. Помощи ожидать было неоткуда. В самом деле, надвигалась гибель, и можно было, пожалуй, только отсрочить агонию — обрубив корзину, попытаться улететь подальше… Ведь, может быть, индейцы отстанут.
Как дикая кошка, Диего кинулся рубить своим ножом веревки. Раз-раз! Раз-раз! Есть!
Корзина висела теперь всего на четырех или пяти веревках. Кардосо уже забрался наверх, к кольцу, и примостился там. Сеньор Кальдерон последовал его примеру. Обрубив еще две веревки, Диего чуть не упал, вывалившись из внезапно опрокинувшейся корзины, но вовремя схватился за какой-то конец. Теперь еще удар ножа! Еще! Еще!
И вдруг шар взвился, как сорвавшаяся с тетивы стрела, и помчался к небу: огромная корзина рухнула на головы индейцев, и ее падение произвело на них такое же впечатление, какое могла произвести упавшая, но еще не разорвавшаяся бомба.
Лошади патагонских всадников шарахнулись в разные стороны, взвиваясь на дыбы, сбрасывая и затаптывая седоков; индейцы сталкивались друг с другом, бестолково носясь по долине, стреляя и крича…
А шар, освободившийся от корзины, уносился все дальше и дальше и скоро скрылся в облаках.
Прошло около часа; он опять начал приближаться к земле, но преследовавших его индейцев не было видно на всем пространстве, куда хватал глаз: индейцы отстали, по крайней мере, километров на десять, может быть, на двадцать или тридцать.
Теперь уже ничто не могло отсрочить падения шара: ни балласта, ни припасов, ни корзины — ничего, чем можно было бы пожертвовать, кроме оружия, в распоряжении аэронавтов уже не оставалось. А жертвовать оружием в этом диком краю было бы чистым безумием, ибо человек, который не вооружен с ног до головы, в Патагонии обречен на немедленную гибель. Впрочем, и пожертвовав оружием, аэронавты уже не могли задержать падение на землю: в шаре почти совсем не оставалось газа, он мог бы, поддаваясь влиянию ветра, протащиться по воздуху еще каких-нибудь полдесятка километров, неся на себе одного из них. Нести же троих людей, весящих в общей сложности свыше пятисот фунтов, ему было никак не под силу.
Аэронавты, сознавая это, стали готовиться покинуть своего воздушного коня.
— Когда коснемся земли, надо сразу всем прыгать! — сказал моряк.
Спутники утвердительно кивнули. Они понимали, что одно мгновение замедления в прыжке кого-либо из них может повлечь за собой весьма печальные последствия.
— Ждите команды! Я крикну, — распорядился Диего, приготавливаясь к опасному прыжку.
Шар совсем опустился, ударился о землю, но не нижней своей частью, а боком, подпрыгнул, как мяч, футов на пятьдесят в воздух, пронесся какое-то расстояние и готовился опять удариться тем же уже пострадавшим боком. Предвидя это, Диего крикнул: