— Мадемуазель, я нахожусь в завидном положении человека, для которого перестали существовать такие понятия, как риск или страх, — пояснил он. — Сегодня вторник, а в ближайший четверг мне предстоит умереть. Вот почему я рассмеялся, когда вы сказали, что, укрывая вас, я подвергаюсь опасности.

Она резко выпрямилась в своем кресле, и ее глаза слегка расширились.

— Месье! Вы потешаетесь надо мной. Как можно, оставаясь на свободе? ..

— Сейчас вы все узнаете, — перебил он ее и вкратце рассказал о вчерашнем заседании революционного трибунала и о вынесенном ему приговоре.

С замиранием сердца она выслушала его повествование, восхищаясь в то же время его самообладанием и чувством юмора, которое он сумел сохранить в столь отчаянном положении.

— Зверь! — вырвалось у нее, когда он закончил. — Жестокий, циничный зверь.

Виконт согласно кивнул.

— Да, мадемуазель. Я бы назвал его злодеем, любящим пошутить. Что ж, если моя голова и достанется ему, по крайней мере, он не заставит ее склониться перед собой.

Зажав руки между коленями, чтобы не выдать охватившего ее волнения, она попыталась убедить его искать спасения в бегстве, но он сразу же оборвал ее.

— Конечно, я думал об этом, — сказал он. — Но цена неудачи чересчур высока. Я не могу рисковать и не собираюсь становиться объектом охоты для якобинских ищеек. Если мне предстоит умереть, я умру, как подобает человеку моего происхождения, сохранив чувство собственного достоинства. Надеюсь, вы согласитесь, что у меня нет выбора. Все мои предки содрогнутся в своих могилах, если, спасая свою никчемную жизнь, я обесчещу себя.

Она с нежностью и состраданием посмотрела на него. Мадемуазель де Монсорбье не имела привычки искать утешения в слезах, но, будь она сейчас в одиночестве, она непременно прибегла бы к этому испытанному успокаивающему средству.

— Но неужели у вас нет иного выхода, месье? — после короткой паузы спросила она. — Хорошо ли вы все обдумали?

От него не ускользнула нотка нежной заботы, прозвучавшая в ее голосе. Он остановился перед ней, его лицо слегка побледнело, а в устремленных на нее темных серьезных глазах появилось выражение глубокой задумчивости и печали.

— Да, есть иной выход, и я думал о нем, но… — он запнулся и в отчаянье махнул рукой.

— Какой же, месье? Скажите мне. Высказывая вслух мысль, мы можем критически оценить ее.

— О, вам не откажешь в благоразумии, мадемуазель, — восхищенно отозвался он. — Но третий путь, который я вижу перед собой, не нуждается ни в какой дополнительной проверке, и я умолчал о нем лишь из опасения оказаться неверно понятым.

У нее на лице мелькнула улыбка.

— Так ли важно для человека в вашем положении то, что его неверно поймут? Да и какое значение может иметь мое мнение?

— Чрезвычайно большое, мадемуазель, — многозначительно ответил он, и у нее слегка перехватило дыхание.

Склонив голову, он прошелся по библиотеке и вновь остановился перед ней.

— Мадемуазель, больше всего я опасаюсь того, что вы можете превратно истолковать мои слова и решите, что в такую минуту я руководствуюсь исключительно эгоистическими соображениями. Поверите ли вы, мадемуазель, если я поклянусь, что скажу вам чистую правду? У меня множество недостатков, но еще ни разу в жизни я не запятнал себя ложью; в этом я буду верен себе до самого конца.

— Я не сомневаюсь в вашей честности, месье. А теперь говорите.

— Я прошу вас, мадемуазель, умоляю вас не счесть за… за оскорбление то, что вы сейчас услышите, — заплетающимся языком начал он, обычно выражавшийся точно и изысканно. — В иных обстоятельствах… Впрочем, сейчас не те времена. Я прожил свою жизнь в одиночестве, и мои книги и мои домочадцы в течение многих лет оставались моими единственными друзьями. Только отстраненность от мира позволила мне до сих пор сохранить свою жизнь. Многое из того, что составляет смысл существования людей моего круга, прошло мимо меня, но я никогда не жалел об этом. Ни одной женщины… прошу вас, поверьте… до сегодняшнего дня в моей жизни не было ни одной женщины.

Виконт замолчал и со страхом посмотрел на нее. Бледная как мел мадемуазель де Монсорбье сидела неподвижно, и лишь часто вздымавшаяся грудь выдавала ее волнение.

Он нервно сцепил руки, которые, к его удивлению, оказались влажными и чуть подрагивали.

— Я… я читал поэтов, разумеется, — продолжал он, — но я не понимаю, как все это случилось со мной. Я знаю только, что любовь пришла ко мне неожиданно, как молния, упавшая с небес. Отнеситесь ко мне с терпением, мадемуазель, даже если я кажусь вам невыносимым. Сомневайтесь в чем угодно, но только не в моей искренности.