И тогда Кантэн вспомнил, когда ему впервые довелось услышать имя Буажелена, причем почти в таких же выражениях. Не кто иной, как герцог де Лионн говорил о нем как о первой шпаге Франции, дуэлянте и кузене братьев де Шеньер.

Тем временем форейтор продолжал.

— Те негодяи, что были с ним, — шуаны. Он тоже шуан, и я ничуть не сомневаюсь, что за закрытыми ставнями замка пряталось немало этих волков. Проклятое имя! Когда я видел вашу настойчивость, был момент, когда я не дал бы за вашу жизнь и десяти су. Кровожадная банда.

— Шуаны? Хм... А что, по-вашему, могут делать шуаны в Шавере?

— Да просто прячутся. Никогда не знаешь, где они появятся. Похоже, там они чувствуют себя уверенно. Мошенник Лафон всегда считался добрым санкюлотом, потому-то этого двуличного мерзавца и оставили спокойно жить в Шавере. Когда вы поедете туда в следующий раз, гражданин, вам следует взять с собой полк «синих» [...взять с собой полк «синих» — «Синие» — солдаты Республики, форма которых была синего цвета] и выкурить оттуда этих бандитов. Боже правый, — закончил он, — вам повезло, что вас не убили.

Форейтор щелкнул кнутом, и равно озадаченный и разгневанный маркиз де Шавере покатил обратно в Анжер.

Однако там он нашел послание, которое немного подняло его настроение. Ледигьер вернулся из Нанта и в гостинице оставил для Кантэна записку, что ждет его у себя.

Не дожидаясь обеда, Кантэн отправился к Ледигьеру, и неряшливая экономка без единого слова впустила его в дом

В грязной пыльной комнате, напоминавшей контору, молодого человека принял неопрятный, начинающий полнеть мужчина лет пятидесяти с привлекательным добродушным лицом. На нем было порыжевшее от времени платье, растрепанный парик и шейный платок, засыпанный табачными крошками. Он вскинул на лоб очки в роговой оправе и проворно поднялся из-за стола навстречу посетителю.

— Мэтр Ледигьер? — осведомился Кантэн.

Добрые, проницательные глаза с улыбкой вглядывались в его лицо.

— А вы — сын Марго! У вас ее глаза, тот же гордый взгляд. Не сомневаюсь, что у вас есть бумаги, удостоверяющие вашу личность. — Ледигьер подошел к молодому человеку и обнял его. — Ради нее я рад вас видеть, племянник. Сколько лет я гадал, живы вы оба или нет. Признаться, мне было горько не иметь от нее никаких вестей Скажите, она еще жива?

— Увы! Она умерли в прошлом году.

Ледигьер вздохнул и его лицо затуманила грусть.

— Надеюсь, в Англии она обрела наконец покой и счастье?

— Покой — несомненно, счастье — надеюсь.

Ледигьер грустно опустил голову и снова вздохнул.

— Мы пережили здесь скверные времена, настолько скверные, что от каждого требовалась вся его сообразительность и осторожность только для того, чтобы сохранить голову на плечах. К счастью, самое страшное позади, но осторожность по-прежнему не помешает. Большая осторожность. — Ледигьер усадил Кантэна в кресло. — Итак, поскольку Этьен де Шавере скончался, вы прибыли предъявить свои права на наследство. Видит Бог, оно было с трудом заработано и чудом избежало конфискации [...чудом избежало конфискации... — Конфискация — отторжение имущества в государственную казну. В ходе революции были конфискованы земли феодалов].

Кантэн подал ему свои бумаги.

— Что это? — спросил Ледигьер. — Пусть пока полежат.

Он бросил бумаги на стол, сел и постучал пальцем по табакерке.

— Теперь расскажите мне, чем вы занимались. Ведь, приехав сюда, вы не сидели сложа руки.

Кантэн был предельно краток. Ледигьер слушал племянника молча, и его единственным комментарием была угрюмая улыбка, пока тот рассказывал о встрече с Бене, да нахмуренные брови, когда речь зашла о недостойном приеме, оказанном Кантэну в Шавере.

— Буажелен? Хм... — сказал Ледигьер, когда рассказ подошел к концу. — Ваш кузен. Главарь шуанов, которого, как и его кузена Буарди, тоже вожака шуанов, разыскивают власти. Буажелен — безжалостный негодяй. В Ренне я знавал одного молодого адвоката, славного малого, которого этот головорез оскорбил и убил накануне его свадьбы. Так, значит, Лафон укрывает его в Шавере? Хорошенький прием оказали они вам в вашем собственном доме! Откровенно говоря, путешествие было заранее обречено на неудачу. Я знаю, что Лафон — мошенник, возможно, даже вор, и всей душой предан Арману и Констану де Шеньер. Он снабжал их средствами из доходов с имения. Не сомневаюсь, что он и о себе позаботился. Ничего удивительного, что он не пожелал взглянуть на ваши бумаги. Не в его интересах, чтобы в Шавере появился хозяин. Даже такой хозяин, как Арман. Хотя, судя по всему, он способен договориться с Арманом и устроить так, что имение достанется ему. — Вдруг глаза Ледигьера округлились, его словно осенило: — Тысяча чертей! Возможно, вам здорово повезло, что сегодня он не поверил вам, а то шуаны Буажелена могли бы с вами расправиться.

Прежде чем вы вступите в наследство, вам наверняка придется сразиться не только с республиканскими властями, но и еще кое с кем. Ну, а тем временем надо раздобыть деньги для Бене.

— Неужели мы и впрямь должны пойти на сделку с этим вымогателем?

— И при этом улыбаться, — выразительно проговорил Ледигьер. — Быть может, этот грабитель сегодня менее опасен, чем месяц назад, ведь террор уже не правит страной. Но еще достаточно опасен, потому что в него в руках все рычаги усовершенствованной террористами судебной машины, которую еще никто не попытался уничтожить. Бене стал более осторожен в злоупотреблениях. Вот и все. Пару месяцев назад за свою подлую услугу он потребовал бы в десять раз больше. Если вы не хотите, чтобы имение перешло в национальную собственность, не остается ничего, кроме как дать ему взятку.