— Больно? — расстроенно повторил он. — Но до сегодняшнего дня никто не жаловался.

— Наверное, потому, что до сих пор ты ни разу не спал с целомудренными девицами, — ответила Магдалена все тем же деловитым тоном. — Сейчас приведу твоего оруженосца.

— Я хотел бы, чтобы ты спала вместе со мной, в этой комнате, — нерешительно пролепетал он, пораженный ее спокойной уверенностью. — Я не вижу здесь твоих вещей.

— Как пожелает господин, — покорно пробормотала она, скользнув к двери. — Я вернусь, когда ты оденешься, и мы вместе спустимся в зал.

Эту ночь и все последующие она провела рядом с мужем, в супружеской постели…

Магдалена нетерпеливо ерзала на обитой бархатом скамье, все еще гадая, чем вызвано столь непредсказуемое поведение мужа в схватке. С того самого январского дня в Беллере чувства Эдмунда к жене превратились из страсти в сущую одержимость. Казалось, время, близкое знакомство и возможность в любую минуту удовлетворить свое вожделение должны были приглушить его пыл, но исступление Эдмунда росло с каждым днем. Магдалена, однако, не находила такое отношение мужа ни особенно приятным, ни лестным. Да, он, ее супруг, во многом лучше других мужчин, судя по тому, что она наблюдала вокруг. И хотя его ласки давали мало наслаждения, теперь он из кожи вон лез, чтобы больше не причинить ей боли. И каким бы нежным и горячим он ни был в супружеской спальне, на ристалище и в бою, там, где приходилось выполнять рыцарский долг, по-прежнему оставался собранным, беспощадным, сохраняя ясную голову и крайне редко выходя из себя.

Магдалена обвела глазами арену, где шли приготовления к финальной общей схватке. Все рыцари, участвовавшие в этом двухдневном турнире, делились на две команды, и в последнем бою окончательно определялся победитель. Магдалена весь день надеялась, что Гай де Жерве попросит разрешения надеть ее цвета, и даже прятала шелковый платочек в рукаве на этот случаи, но теперь, после столь неприятной истории, была в полной уверенности, что он и близко к ней не подойдет.

Гай вошел в шатер Эдмунда и, задумчиво оглядев молодого человека, спросил:

— Почему ты повел себя так неосмотрительно?

— Это вопрос чести, сэр, — сухо процедил Эдмунд.

Оруженосец принялся растирать резко пахнущим бальзамом ушибленную мечом руку господина. Тот сгибал и разгибал мышцы, опасаясь, что они потеряли подвижность.

— Объясни! — взорвался Гай, изнемогая от дурных предчувствий. Как только что он уведомил Джона Гонта, Жиль де Ламбер состоял в родстве с. Борегарами. Неужели Ламбер намеренно пытался затеять ссору с мужем дочери Гонта?

Эдмунд угрюмо хмурился. Ему был неприятен этот пусть и неизбежный допрос. В конце концов герцог был его сюзереном, а Гай действовал от имени герцога. Эдмунд с гнусными проклятиями, совершенно не характерными для его обычной вежливости, выгнал оруженосца и сухо заявил:

— Сьер де Ламбер уведомил меня, что по вине моей жены имя де Брессе запятнано клеймом незаконного рождения. Подобными обвинениями он пачкает честь не только мою, но и моей супруги.

Гай кивнул. Значит, их подозрения оправдались. Длинная рука Борегаров дотянулась до Магдалены.

— И что ты ему ответил? — тихо спросил он. Эдмунд гневно вспыхнул.

— Назвал лжецом! Теперь спор может быть разрешен только в поединке.

Все так и было. Подобные поединки неизбежно кончались либо гибелью, либо тяжелым ранением одного из участников. Сегодня Эдмунд превосходил Ламбера силой и умением, хоть и ненамного. Если такое сражение разрешат, то, кто бы ни пострадал, последствия окажутся достаточно тяжелыми как для Англии, так и для Франции. Старые раны вновь откроются, и кровь зальет обе страны.

В этот момент в шатре появился паж в ливрее Ланкастеров.

— Сьер де Брессе, — начал он с поклоном.

— Что тебе? — грубо спросил Эдмунд, возмущенный столь бесцеремонным вмешательством.

— Я пришел с поручением его светлости герцога Ланкастерского, — пробормотал паж.

Гай сразу догадался о характере этого поручения, которому предстояло еще больше обозлить Эдмунда, но посчитал, что герцог сделал верный ход.

— Его светлость запрещает сьеру де Брессе участвовать в финальной схватке, — известил паж, — и кроме того, требует, чтобы сьер де Брессе три дня не появлялся в Савойском дворце.

Эдмунд побелел. Паж, выполнив свою обязанность, поспешно удалился.

— Я не позволю! — вспылил Эдмунд.

— Ты уже наделал глупостей. Пора остановиться, — посоветовал Гай. — Это довольно легкое наказание за такую непокорность! Смирись и прими его с достоинством. — С этими словами он покинул шатер и его разгневанного обитателя.

Эдмунд громовым голосом призвал оруженосца.

— Помоги мне выбраться из этого! — скомандовал он, показывая на панцирь.