Мужчины в лодке вновь стали шептаться. Офицер прикрикнул на них, чтобы те вели себя тихо, но голосу его не хватало убедительности.

Однако Гамори, хотя, очевидно, и был напуган, не мог уже отступить. Обнаружить свой страх сейчас, после нападения на Храм Кхо и убийства жриц, вырезав четверть населения во имя Пламенеющего Бога, во имя борьбы за право на превосходство Короля, отступить — это значит погубить все дело, возможно даже с фатальными последствиями. Чтобы обратить вспять победу, много усилий не понадобится. Хотя он и подвигнул людей на кощунство, ему не удалось вырвать из них с корнем чувство сомнения. Несмотря на свое страстное желание обладать сокровищами и властью, обещанными им, глубоко в душе они все еще испытывали страх перед Богиней. Это чувство беспокойства доводило их до истерии, внутри их проистекала яростная борьба с тем, что с детских лет их учили уважать и почитать. Эта истерия приводила к тому, что они убивали там, где не было в том нужды, оскверняли больше, чем приказано.

Для Гамори сейчас показать свою слабость означало также и упасть в глазах своих приверженцев. Они могли бы поинтересоваться, с чего это Гамори побоялся посягнуть на чьи-то права, когда его злейший враг, Хэдон, был почти что в его руках. Хэдон где-то здесь, на этом крошечном клочке земли, возможно, прячется в помещении, высеченном в валуне. И это их любопытство могло бы привести к потере доверия к нему. Если бы Гамори сейчас стал колебаться, они подумали бы, что он, по-видимому, принял другое решение. Возможно, Гамори на самом деле и не считал, обманывая тем самым своих сторонников, что Ресу является самым главным, а по-прежнему верил, что Кхо — величайшая из всех божеств.

У Гамори был вид загнанного в угол человека, на лице при свете огня виднелись глубокие складки от беспокойства, тревоги и страха. Но он не собирался отказываться от своей идеи. Гамори повернулся к своим людям и прокричал:

— Я иду на берег. Вы все следуйте за мной и обыщите каждый дюйм острова. А если жрицы будут препятствовать вам, убейте их!

Поддерживаемый офицером он сошел вниз с высокого носа судна. В этом месте река доходила ему до пояса, но в левой руке он держал свой меч над головой. Наклонив голову, словно бык, пробивался он сквозь реку. Вскоре Гамори уже стоял на берегу, вода стекала с его накидки и килта.

Пожилая женщина, сидящая в кресле, казалось, стала выше и прямее. Она пронзительно крикнула:

— Ты сам доставил себя в жилище страшной Сисискен! Вы, солдаты, предатели Королевы и своей Богини, не следуйте за ним! Убирайтесь на своем судне прочь отсюда! Доложите обо всем Фебхе и молите ее милости, скажите, что это Авикло послала вас.

Полковник, собиравшийся спрыгнуть с судна, замешкался.

Гамори повернулся к лодке:

— Слушайся меня!

Полковник не двигался. Некоторые солдаты встали, но теперь опять уселись.

— Они ждут, что ты будешь делать! — сказала Авикло, в ее голосе слышалась презрительная насмешка.

Гамори, сбитый с толку, в смятении завертелся, и проговорил:

— Я убью тебя, ты, сморщенная старая карга! И они увидят, что твоя Лупоес не сможет ничего сделать для защиты своей верховной жрицы! А если и этого мало, я умерщвлю и двух оставшихся!

Молодая жрица вновь ранила свои руки и бедра, крича:

— Моя кровь требует твоей крови, Гамори! Из ее волос выскользнула змея, затем спустилась к горлу и обвилась вокруг кровоточащего плеча.

Гамори быстрым шагом направился к верховной жрице с поднятым мечом.

Жрица, стоящая возле бронзового ящика, бросила в него связку щепок, а затем швырнула на пламень горсть зеленого порошка. Зеленое облако со свистом распространилось в стороны и вверх, сокрыв ее на какое-то мгновение, затем как бы пеленой закрыло старую женщину в кресле. Люди в лодке задохнулись от изумления, некоторые застонали, а Гамори остановился.

Зеленое облако быстро рассеивалось, открывая Авикло, которая стояла за креслом, прямая и высокая, волшебно высокая. В правой руке она держала могущественное золотое копье, подняв его над головой, хотя ни один мужчина не смог бы удержать подобную тяжесть одной рукой.

— Берегись! — кричала она. — Лупоес даровала мне сей стан и силу, чтобы умертвить своего врага и врага Королевы, а также и моего врага!

Возможно, Гамори, который стоял намного ближе, чем люди на судне, мог разглядеть под капюшоном черты лица. Также, в конце концов, он мог предположить, что копье сделано не из тяжелого золота.

Что бы он ни думал, шанса высказать свое мнение ему уже не представилось.

Копье отошло назад и вверх, пока жрица готовилась к броску, затем полетело в цель.

Гамори издал крик и повернулся, но острие проткнуло его шею сквозь дыхательное горло. Задыхаясь, ухватившись за тяжелое древко и волоча его по земле, он пошатнулся назад. Авикло обошла вокруг кресла и села, казалось, она вновь обрела свой прежний небольшой рост.

Гамори упал спиной в воду, которая скрыла его лицо. Золотое копье исчезло под поверхностью воды, не давая течению снести тело.

Жрицы застыли, словно идолы. Они не произнесли ни слова. Да и ничего более говорить не требовалось. Полковник подал знак, и солдаты, схватившись за весла, развернули лодку. Они спешили в город Опар, пылающий в огне.