Шрифт:
Между тем у Пузикова стала сильно чесаться спина между лопатками. Он забеспокоился, не завелись ли блохи, но когда снял рубаху и попытался рассмотреть собственную спину, то увидел, что там проклюнулись маленькие крылышки. Сперва Пузиков, конечно, здорово перепугался, но когда хорошенько взвесил все открывающиеся перед ним в связи с этим перспективы, то успокоился. А потом даже и обрадовался.
И настал день, когда крылья окрепли, покрылись твердыми водоотталкивающими перьями, налились силой.
— Будэшь лэтать! — сказал коротко орел.
Старший экономист завизжал и судорожно уцепился за карниз. Но орел бесцеремонно спихнул его в пропасть.
Летать Пузикову понравилось необычайно… Он летал бы день и ночь, но орел велел ему повышать мастерство постепенно. Чтобы не надорваться. Они стали летать на пару. Конечно, аэродинамически Пузиков сильно уступал орлу, но зато энтузиазма у него хватало с избытком. Скоро старший экономист научился воровать ягнят и парить в восходящих потоках воздуха. И впервые в жизни почувствовал себя по-настоящему и стабильно счастливым.
А орел, наоборот, заскучал. Все реже и реже он вылетал теперь из пещеры. Целыми днями валялся на подстилке, пустыми глазами глядел в каменный потолок. Он стал сочинять стихи, хотя отродясь не слыхал их и тем более не читал. Учитывая это обстоятельство, я прошу быть не сильно принципиальными в оценке. Стихи рождались такие:
Ты мэня полюбишь,я тэбя не буду.Ты мэня разлюбишь,я тэбя забуду.Или:
Любовь сразу никак не замэтишь,лишь со врэмэнэм скажешь «люблю».А когда от любимой уедэшь,тогда чувства провэришь вовсю.Орел стал капризным, когда Пузиков приносил пищу, ворчал, требовал соли, хлеба, перчику. Говорил, что у него плохой стул от сырого мяса. И однажды он сказал грустно:
— Я устал и хочу домой.
Напрасно Пузиков отговаривал его, пугал Ниной, начальством, бензиновой вонью, пылью, очередями и службой быта.
— Главное в жизни — воля, — вразумлял старший экономист орла. Но все было впустую.
— Ну и черт с тобой. Я остаюсь, — сказал на конец Пузиков устало. И махнул рукой. В смысле — крылом.
Орел улетел.
— Здравствуй, Нина, — сказал орел, дрожа от страха, — это я, твой Пузик, вернулся!
— Да? — сказала с сомнением Нина. — Ну, заходи… Куда, куда прешься в башмаках на ковер! заорала она без всякого перехода. Орел вздрогнул и втянул голову в плечи.
Некоторое время у него еще были крылья. Но перышки очень скоро общипали. Нина и начальство. Да еще другие желающие. Стало не до стихов. Теперь бывшими крыльями орел по субботам хлопает во дворе половики. Осталась только способность глядеть на солнце не щурясь. Но орел на солнце не смотрит, потому что чего он там не видал? А Пузиков летает. И глядит на солнце не щурясь. Пролетая над городом, он спускается пониже, чтобы услышать, как люди говорят про него:
— Смотрите, орел!
— Каков орел!
— Орел!
Ну, чего еще, скажите, нужно для счастья?
ДЫМ ПОДНИМАЕТСЯ ВВЕРХ
Зимой деревенька утопает в снегу. Когда наваливается мороз и небо яснеет беспредельной белесой синью, плотные густые дымы, подымаясь из труб, упираются в бесконечность.
Если бы в деревне водились романтики, то они бы решили, что именно на этих белых столбах и держится небо. Но романтики в деревне не водятся.
По утрам, в 7.15, когда стылая темень неподвижно висит за окнами, по радио начинается музыкальная передача по заявкам радиослушателей и популярный Вахтанг Кикабидзе с приятным акцентом поет любимую песню неудачников «Мои года — мое богатство». Особенно близки обитателям деревни слова насчет денег, из чего легко сделать вывод, что богачей в деревне нет.
Люди слушают прогноз погоды на предстоящий день, не спеша завтракают, управляются по хозяйству. И смотрят, задрав головы, в небо, изрешеченное причудливыми узорами созвездий. И в такое морозное тихое утро людям кажется, что пространство, обступающее их со всех сторон, и есть космос. А они — космонавты.
Спешить некуда. Потому что малочисленное население целиком состоит из пенсионеров, а до ближайшего шоссе сорок километров давно не расчищаемого проселка, а до ближайшей железной дороги триста верст, а до ближайшего порта три тысячи морских миль, а до ближайшей планеты, населенной разумными существами, миллион парсеков.
И даже магазина в деревне нет.
Для кого его тут держать, если большинство жителей давно перебралось на центральную усадьбу совхоза. Остались только те, кто наотрез отказался переезжать. Их, конечно, не забывают: наведывается в деревеньку автолавка. Но из-за снежных заносов она уже давненько не приезжала.