С каждой сотней метров лес становился все плотней, гуще, угрюмее. Если сперва над головой светила яркая большая луна, мелькали звезды, то теперь сквозь густые кроны не пробивался ни один лучик. Я никогда бы не поверил, что в наших краях могут быть такие дебри.

Проскакав на Волке несколько часов, я вновь обрел способность рассуждать. Что поразительно — меня почти ничего не удивляло. Во всяком случае, если и удивляло, то значительно меньше, чем можно было ожидать. Наверное, еще тогда, когда я впервые увидел Серого Волка, у меня в мозгу отключился какой-нибудь не очень важный центр, ответственный лишь за удивление, что меня, впрочем, ничуть не беспокоило.

Я размышлял о другом. О том, что если мне доведется когда-нибудь вернуться домой, то первое, что я сделаю, попрошу соседа пристрелить Шарика. Это из-за его подлого и трусливого предательства оказался я на волчьей спине.

«Василиса Премудрая или Прекрасная — это возможно, и неплохо, — думал я, — но ведь за нее сражаться придется. Бред, средневековье какое-то. Я не боюсь, конечно, но подобные проблемы сегодня решаются по-иному. Хотя почему не боюсь? Что, я бояться не имею права? И зачем мне все это надо? Пусть сама и выкручивается, раз такая премудрая… Жениться, конечно, пора. Наши-то девки — сплошь дуры. А тут привезу красавицу и умницу, все от зависти вымрут… А у нее наверняка и паспорта нет. В милицию затаскают. Спросят: „Где взял?“ И что отвечу?.. Нет, подумать только, какая наглость! Да кто я им, в конце концов? Что я, у бога теленка украл? Ну Иван, ну Царев. Ну и что с того? Нашли защитника-освободителя. Благородство— дело добровольное. Не имеют права. Доедем— сразу так и скажу. А то ишь, сражайся там с Кащеем или, того хуже, с Бармалеем каким-нибудь? А с какой стати? Что они мне, спрашивается, плохого сделали? Да ровным счетом ничего. Как и я им. А тут на тебе, изволь головы рубить. Свою бы сохранить. В общем, плевать я хотел и на Кащея и на Василису. Доедем — сразу так и скажу!»

— Приехали, — тяжело выдохнул Волк и резко остановился.

Я едва удержался на его спине. Слезать не было ни малейшего желания.

— Ну, теперь давай перекуривай и иди добывай себе жену, она уже, поди, вся извелась, — добавил Волк, деликатно сваливая меня со спины.

Я закурил, не зная, с чего начать приготовленный монолог. Серый Волк был угрюм и, вероятно, не расположен к прослушиванию монологов. На голом пригорке, освещенном ослепительно ярким фонарем, стояло небольшое строение, по-ранешному, надо полагать, терем. А по-нонешнему — двухэтажный дачный домик, каких немало развелось в последнее время повсюду. Только без особых излишеств, среднего пошиба. На маленьком балкончике стояла девушка с косой и широко зевала, тщетно прикрывая рот ладошкой. Во дворе кто-то что-то рубил, натужно хакая. Я невольно поеживался.

Волк, видя мою нерешительность, сдержанно зарычал.

— Не вздрагивай раньше времени, — сказал он, — в случае чего ори громче, неподалеку буду. Да и бояться, собственно говоря, нечего. Кащей — старый, дунь — рассыплется, а ты вон какой бугай, я думал, помру по дороге. Да еще обратно вас обоих переть. Ну, ничего, потом, может, спасибо скажете.

— Я тебя, между прочим, не просил…— начал было я, но Волк так глянул, что монолог пришлось оставить при себе.

И поплелся я к дому. «На мокрое не пойду», — бормотал я на ходу.

Лысый старикашка колол во дворе дрова, топор слушался плохо, чурки не раскалывались. Работник выглядел крайне несчастным.

— Давай, давай пошевеливайся! — подгоняла его сверху девушка. — Это тебе не торгашами руководить, это тебе трудотерапия!

— Пожалей, Василисушка! — взмолился старичок.

— Но только три минуты, не больше! — смилостивилась та.

— Здравствуйте! — сказал я вежливо. — Добрый вечер! Бог в помощь!

— Ты кто такой? — недружелюбно и зло рявкнул старец. — Как сюда попал, на каком основании?

— Да вот, — начал оправдываться я, — ехал мимо, дай, думаю, на огонек…

— Я тебе покажу «огонек», — пошел на меня Кащей, — разве не видишь — служебная дача, посторонним проход и проезд запрещен!

Я невольно попятился. «Старичок, конечно, божий одуванчик, — заполошно пронеслось в голове, — однако еще неизвестно, кто за ним». Я остановился, вспомнив о Волке. Отступать было некуда.

— Видите ли, — завел я дипломатично. — Мне сказали, что у вас тут девица в заточении томится, и приказали ее освободить. Ну, вы же понимаете, что сам-то я к вам с полным уважением и ваша девица мне совсем, в общем, без надобности…

— Что-о-о?!-зловещим голосом, не предвещающим ничего хорошего, взвыла внезапно появившаяся на крыльце Василиса. — Да как ты смеешь, нахал, беспокоить ответственного работника на законном отдыхе! Я сейчас же звоню в милицию. Меня, подумать только, вызволять явился, честную и верную супругу номенклатурного товарища! Да знаешь ли ты, дурак, что у Кащея Сергеевича кроме служебной «Волги» еще личный «Мерседес» имеется, да еще катер, да еще… А что ты можешь мне предложить, несчастный?! Да мне все Василисы в мире завидуют! Да я тебя…

Я выскочил со двора как ошпаренный и кубарем скатился в кусты, где ждал меня Серый Волк. Поднявшись на ноги, я виновато развел руками, а в груди у меня между тем все пело. Хорошо, что хорошо кончается! Волк, я понял сразу, нисколько не сердился. Наверное, он все слышал.

И я не стал ничего рассказывать. Я молча взгромоздился на волчью спину, и мы тронулись в обратную дорогу. Зверь плелся еле-еле, • опустив голову до самой земли, так что мне было очень неудобно сидеть. Он хромал на все четыре лапы. Дотащившись до шоссе, он сам предложил передохнуть. Мы остановились.