– Расслабься, я не причиню тебе боли. Ты перестаешь дышать, когда я целую тебя. Я хочу целовать тебя постоянно.

Он улыбнулся ее печальным и растерянным глазам. Нежно касаясь ее строгого воротника и рукавов, он сказал:

– Мне нравится этот цвет шалфея. Твои глаза... такие зеленые. Как мох.

Блэкберн нахмурился, словно был недоволен собой, но она хорошо поняла, что он имеет в виду. На улице, где жил лорд де Сент-Аманд, мох рос в тени и имел такой сочный зеленый оттенок, который может создать только Мать Природа. Джейн не терпелось перенести этот цвет на холст. Она даже завидовала Рэнсому. Его комплимент она оценила.

– Это платье, хоть и красивое, мешает. – Он ослабил завязки на шее, массируя ее, словно гладил кошку. – Позволь мне расстегнуть его. Дорогая, дай мне только взглянуть...

Вдали шумел океан, и этот звук отдавался в ее теле и в ее лоне. Он ласкал ее, словно сама Природа.

Она пыталась воззвать к своему разуму, но тщетно. Блэкберн все еще ненавидит ее? По-прежнему хочет наказать? Почему обыкновенный рисунок вызвал в нем такую ярость?

А это сейчас важно?

Этот мужчина с завораживающими синими глазами и великолепным телом спал с ней в одной постели, шел рядом по улицам, его образ преследовал Джейн на протяжении одиннадцати лет.

Приподняв шею, она позволила ему расстегнуть пуговицы под самым подбородком.

Спускаясь постепенно все ниже, он проговорил:

– Я мог бы быть проворнее, но прошло столько времени, когда я последний раз дотрагивался до тебя.

Она никогда не была знакома с нежным Блэкберном. С заносчивым – да. Временами невыносимым. Но, хотя она догадывалась, что за свою жизнь он расстегнул несметное количество пуговиц, он никогда не напоминал ей об этом. Он говорил лишь о ней. Как будто все это время вел такую же непорочную жизнь, как и она.

Прежняя грация его движений исчезла, заставляя его опираться на одну руку. На его щеках играл румянец.

– Я так сильно хотел увидеть тебя тогда. Ты это знала?

– Я ничего не понимала в тот день. – Тогда она была дурой. А сейчас? – Но я знаю это теперь.

Он расстегнул ее сорочку и неотрывно смотрел, словно не мог наглядеться.

– Восхитительно, – прошептал он. – Совсем как я себе представлял.

Она в смущении попыталась прикрыться, но он остановил ее руки, поцеловал кончики пальцев и положил рядом с головой.

– Жаль, что солнце не светит, – задрав голову, он посмотрел на хмурое небо. Затем – снова на нее, на ее мягкие розовато-коричневые соски. – Но еще достаточно тепло, да, милая?

Края корсажа и высокая талия платья выставляли ее грудь навстречу ему. Блэкберн в восторге склонился над девушкой. Он облизал губы.

Джейн заметила, что облизывает свои.

– Я поцелую тебя сюда, – он дотронулся до нижней части ее груди и почти, почти до самого соска, – и тебе будет так приятно, что ты будешь умолять меня о большем.

– Нет. – Она не будет умолять.

– Да! Я обещаю.

Он был прав. Джейн это знала. Каждая его ласка была для нее настоящим произведением искусства. Она согласна на все, лишь бы быть скульптурой в его руках. Готова даже умолять.

Но он отпустил ее и потянулся к сломанной ветке на розовом кусте. Блэкберн оторвал розу, цвет которой напоминал перламутр морской раковины, оборвал шипы, и вдохнул ее аромат. Его глаза закрылись в чувственном восторге, ресницы коснулись янтарно-золотой кожи.

Затем он открыл глаза, улыбнулся и поднес цветок к лицу Джейн. Она ощутила сладкий запах, словно согретая послеполуденным солнцем зелень в преддверии дождя. Блэкберн снова поднял розу, и Джейн заметила, как чудесно завивается каждый лепесток, образуя бутон.

– Этот цветок напоминает мне тебя. – Он облизал палец и нежно провел им по мягким румяным лепесткам, затем попробовал напоминающую абрикос завязь цветка.

Джейн наблюдала за его движениями, понимая, о чем он думает. Она уже избавилась от стыда и ощущала только всепоглощающее желание, которое заставляло ее трепетать. Сжав бедра плотнее, Джейн попыталась унять охватившее ее сладострастие, но почувствовала влагу и боль внутри, словно ее что-то распирает.

Он снова поднес к ней цветок – на этот раз к ее губам. Бархатные лепестки нежно щекотали ее губы. Он очертил розой их контур. Ее ноздри вдыхали волшебный аромат.

– Такой красивый рот, – сказал он.

– Слишком большой. – Она едва могла шевелить губами, слишком очарованная нежными прикосновениями и чувственной игрой.

– Нет. Мужчине это понравится. Он будет представлять, как эти губы целуют его лицо, грудь, бедра... и везде, где только может женщина целовать мужчину.

Джейн забывала дышать. Она вообще обо всем забыла, кроме его внимательных и лукавых глаз. Он знал так много, – а она так мало. Она никогда не могла вообразить себе того, что он сейчас с ней делал, на что намекал. Даже в самых заветных мечтах она не могла... Или могла?