Решение.

Теперь он стоял перед необходимостью другого жестокого выбора. Состояние внутренней борьбы не давало ему покоя с тех пор, как Майк впервые моргнула. У Лайема не было сомнения, что решение, которое он должен принять, заложит основу его дальнейшего существования.

Он отодвинулся от рабочего стола. На нем лежала пачка писем и факсов, требующих немедленного ответа. Но ему было все равно. Во всяком случае, сейчас. Он вскочил, сорвал с вешалки пальто и, сняв с себя халат, затолкал его под кресло.

Накинув пальто, он потихоньку вышел из кабинета и натолкнулся на Кэрол.

– О, доктор!

Он улыбнулся. Это была их первая нормальная встреча за последние несколько недель.

– Хорошо, что у вас не было в руках анализов мочи.

– Или скальпов, – поддержала шутку Кэрол.

– Я хочу улизнуть пораньше, – сказал он. – Джедд Марковиг отменил совещание.

– Вам повезло. Ваша теща только что звонила. Она сказала, что повезет внука кататься на коньках и будет рада, если вы присоединитесь к ним.

Лайем внутренне напрягся, понимая, что за этим последует.

– Как у нее дела? – спросила Кэрол.

– Все так же, – ответил он, надеясь, что голос не выдает его раздражения. Господи, как он ненавидел эти слова! Если все обойдется, он навсегда выкинет их из своего лексикона.

– Передайте ей привет.

– Конечно, Кэрол. Обязательно.

Лайем старательно улыбался, проходя через пустую приемную. Ему вдруг вспомнилось, как Микаэла в свое время отозвалась об этом крохотном помещении: «Как же можно вынуждать пациентов сидеть на пластиковых стульях, да еще рядом с этими жуткими стенами? Детский понос и то приятней на вид!»

Теперь приемная изменилась до неузнаваемости: желтые стены украшало панно, выполненное учениками миссис Дрейлинг; мягкие стулья были обиты темно-синим бархатом, а на полу красовался красный ковер.

Он вспомнил, как Майк стояла на стремянке во время ремонта. Ее лицо и волосы были перепачканы краской. «Эй, тапер, боишься руки замарать? Неужели они такие нежные, что не могут удержать кисть?» – задорно крикнула она. В ответ он подошел к ней, обнял и поцеловал в теплые, пропахшие краской губы…

Лайем поспешил закрыть за собой дверь.

На улице ему стало лучше. Резкий перепад температуры – именно то, что ему сейчас необходимо, чтобы проветрить мозги. Он взглянул на часы. 2:38.

И вдруг он почувствовал, что меньше всего ему хочется сейчас ехать в больницу и сидеть у постели жены. Три долгих дня он провел рядом с ней, держа ее за руку и повторяя ненавистное ему имя Джулиана. И за все это время она ни разу не подала признаков жизни.

Лайем поднял воротник пальто и пошел вниз по улице. В это время года темнеет рано, и фонари вот-вот вспыхнут желтым светом, ловя падающие снежинки в золотистые сети огней.

Он завернул в кафе и заказал молочный коктейль. Ирма немного поболтала с ним, пока взбивался напиток, а потом оставила в покое. Сколько он ни уговаривал, она наотрез отказалась взять с него деньги. Тогда он попрощался и вышел.

Из дверей кондитерской вкусно пахло сдобными булочками с корицей. Лайем испытал сильнейший соблазн купить что-нибудь к завтраку, но мысль о том, что снова предстоит услышать ненавистное «Как она?» и ответить «Все так же», отвратила его от этой затеи.

В морозном горном воздухе далеко разносился заливистый детский смех. Лайем пошел на этот звук и вскоре оказался на ферме мистера Роббина. Его лягушачий пруд, расположенный в самом центре пастбища, по мановению волшебной палочки матери-природы был превращен в прекрасный каток. Вокруг него уже стояла вереница припаркованных машин, и теперь, когда по-настоящему стемнело, дети продолжали кататься на коньках в свете автомобильных фар. Звучала музыка – Гарт Брукс вовсю наяривал «У меня много друзей в долине». Сьюзи Сэнмен орудовала за столом для пикника и разогревала молоко на походной печурке. Майор Комфорт жарил хот-доги на раскаленной решетке над костром.

Лайем увидел Брета, который носился по льду со стайкой мальчишек. Роза сидела в одиночестве на лавочке возле пруда.

Он пробирался сквозь толпу, на ходу кивая соседям и знакомым, многие из которых не скрывали своего удивления при виде его. Когда он опустился на лавочку рядом с Розой, та молча придвинулась к краю, чтобы дать ему больше места.

– Папа, папа, смотри! – закричал Брет, размахивая руками. Лайем поднял глаза в тот момент, когда Брет разогнался изо всех сил и врезался в Шери Линдли, в результате чего они оба шлепнулись на лед, покатываясь со смеху.

– Жизнь продолжается, да, Роза? – тихо вымолвил Лайем, наблюдая, как его сын оттачивает мастерство, учась кататься задом наперед. Прошлой зимой Брет едва мог стоять на коньках.

– Да.

Лайем пытался согреть ладони о бумажный стаканчик с кофе, горячий пар приятно растекался по лицу. Только сейчас он понял, что промерз до костей. «А ведь в этом есть глубокий смысл, – неожиданно подумал он. – Холод ощущается сильнее всего в тот момент, когда начинаешь согреваться».

– Ей не становится лучше, Роза.