— Ну и что из этого?

— Как это, что из этого? Дорогая, у тебя теперь только один выход. Ты, конечно же, не можешь стать баронессой Аркун и должна немедленно покинуть дворец.

Теперь пришло время Рохейн мерить шагами комнату.

— Уезжай немедленно, — продолжала Дайанелла. — Здесь не место для подобных личностей, пытающихся прыгнуть выше головы. Пока эта новость известна только мне и моему дяде. Так как я являюсь твоим настоящим другом, клянусь, что никому ничего не скажу, но ты должна сейчас же покинуть Каэрмелор. Если все-таки слухи распространятся при Дворе, несмотря на все усилия, кто знает, какие будут предприняты шаги, чтобы наказать тебя за обман. Ради собственной безопасности уезжай сегодня же, сейчас же.

— Ты сказала, что не предашь меня?

— Господи, конечно, нет!

— Что ты хочешь взамен?

— Какое оскорбление! Неужели ты полагаешь, что мне нужна плата? Друзья не продаются и не покупаются, а делают подарки и обмениваются друг с другом услугами.

— Возьми мои платья и все, что есть в Сокровищнице.

— Фу! Как это будет выглядеть, если я появлюсь в твоих нарядах?

— Дайанелла, мне сейчас больше, чем когда-либо, нужно сохранить свое положение при Дворе, но только до возвращения Короля-Императора. Я покину дворец с первыми лучами солнца и вернусь всего лишь один раз, чтобы поговорить с Его величеством. Больше ты меня никогда не увидишь.

— Очень мудрое решение, дорогая.

Добившись своего, Дайанелла направилась к двери, пренебрежительно бросив через плечо:

— Пусть твоя служанка принесет мне платья прямо сейчас, и не забудь ключи от шкатулок с драгоценностями.

Рохейн позвала Вивиану.

— Мне необходимо уехать, — сказала она девушке, стараясь, чтобы голос звучал обычно. — Отправь сообщение в Башню Исс, в Седьмой Дом Всадников Бури, что леди Рохейн Аркун приветствует их и ставит в известность о своем прибытии из Каэрмелора на непродолжительное время.

Сердце обливалось кровью. Теперь, когда Дайанелла выставила Рохейн из дворца, она навсегда потеряла Торна.

Над дворцом Каэрмелора опустилась ночь. Рохейн уныло смотрела в золотое зеркало, украшенное резьбой и жемчугом. Интересно, будут ли ее сегодня ночью беспокоить видения, от которых она в страхе просыпается. Однажды, еще в доме Маэвы, ей привиделось три прекрасных лица: женщины, мужчины и мальчика. Позже снились крысы. Оба фрагмента были настолько реальны, что не возникало сомнений: это воспоминания, маскирующиеся под сны. Только после того как Маэва поколдовала над Рохейн, ее перестали мучить кошмары. Но сейчас, когда возвращены лицо и речь, что-то должно было измениться. Возможно, перемены станут катализатором для начала восстановления памяти. Маэва говорила, что в подобных случаях необходима какая-то знакомая деталь, чтобы память начала медленно возвращаться.

Рохейн прошептала изображению:

— Мое собственное лицо… когда я смотрела на тебя в зеркало одноглазой Маэвы, дверь в прошлое стала чуть-чуть приоткрываться.

Нынешней ночью сквозь крошечную щель в этой двери ее посетило третье видение — белая лошадь.

Рохейн скакала верхом на лошади — воплощении стремительности и свободы. Все вокруг было скоростью и радостным возбуждением. Ветер свистел в ушах, земля быстро проносилась под копытами, да они, похоже, и не касались ее. Рохейн громко смеялась, и тут с неба на них упал крылатый призрак, черный на фоне солнца. Он приблизился, и смех превратился в крик, кричала она сама или лошадь, понять было невозможно. То был ночной кошмар, потому что горизонт закружился в невесомости, возникшей внизу живота, и поднялся до самого горла, а потом, превратившись в стрелу из раскаленного железа, пронзил ноги. Она закричала…

Сны, воспоминания. Возможно, ей было бы лучше без них.

Ухта — час перед рассветом.

Почтовый голубь доставил сообщение, что Летучий клипер поднял паруса и готов к отлету. Дайнаннский корабль захватил черный пиратский бриг, скрывавшийся в Неприступных горах, и получил много трофеев. Пираты отчаянно сражались. Несколько бандитов, оставшихся в живых, были взяты в плен, а погибших оставили в лесу на съедение диким животным.

Заскрипели лебедки, закрутились пропеллеры. Деревянная рыба подпрыгнула. Команда быстро сбросила на землю пластины из андалуна, и личный корабль Королевского Барда стал подниматься в воздух, направив элегантный силуэт по ветру. У тех, кто находился на борту, ощущение движения вперед или вверх отсутствовало, разве что команда рабочих, помогавшая подготовить корабль к отлету, вдруг как-то сразу уменьшилась в размерах и через некоторое время осталась далеко внизу.

Под ними мелькнул дворец Каэрмелора, а корабль, расправив крылья парусов, словно журавль с длинным клювом, стал подниматься сквозь облака, пока не достиг полетной высоты. После подъема ощущение высоты пропало. Ковер из тумана внизу казался густым, плотным и словно приглашал пассажиров пройтись по нему. Тень корабля скользила по облакам, а игра света создавала вокруг киля причудливый ореол.

Словно прекрасный лебедь, судно плыло вдоль прибрежной линии на север. Для Летучего корабля это путешествие составляло почти девятьсот миль, а для морского, через пролив Мара, значительно короче. Эрсилдоун настоял тем не менее, чтобы Рохейн отправилась именно воздушным путем, воспользовавшись его кораблем, вместо того чтобы добираться каким-нибудь купеческим морским судном, так как считал такой способ передвижения небезопасным из-за возможного нападения неявной нежити.

Для Барда, занятого политическими делами и часто часами беседовавшего с членами Королевского Совета, она придумала приемлемое объяснение.