Пансионатское начальство было в наличии, но какое-то помятое, прямо как крепость Легиона на Родинке, и на жизнь смотрело кисло.

Тетушкина великолепная шляпа им счастья не прибавила.

Надзидамы, постно поджав губы, делали вид, что вообще никакой шляпы не заметили, а у Серого Ректора был такой вид, словно он страстно хотел, но не решался ознакомить тетю с "Перечнем нижнего белья, обязательным для порядочной женщины". Голова у него была забинтована.

Перерегистрация свелась к тому, что меня осмотрели со всех сторон, проверили, не хожу ли я, упаси Медбрат, в светлых перчатках и кружевных панталонах, поставили крестик против моего номера и отпустили.

Тетя, терпеливо ожидавшая меня в кресле для родственников, с достоинством поднялась и, не оставшись в долгу перед высшим светом пансионата, одарила их напоследок таким чарующим взглядом, что без слов стало ясно, что она думает о них всех в целом и о каждом в отдельности. Тряхнув шляпкой, она взяла меня под руку и гордо вышла из помещения.

Я думала, что, вернувшись домой, буду спать себе дальше и видеть красивые сны, но не тут-то было.

– Иди погуляй! – отправила меня с порога обратно сестра.

У них начались от меня тайны.

Лазить по гробнице вместе с ними мне можно, а участвовать в разговорах нельзя. Наверняка сейчас будут распределять оружие по отрядам и сообща думать, как его лучше применить.

Нет, все это правильно, конечно, лишние уши здесь не нужны и все равно обидно.

Я так и осталась младшей, маленькой для больших дел.

Надувшись, я молча переоделась, скомкала и закинула форму номер четыре в шкаф и угрюмо поплелась на улицу.

Дверь за мной закрылась моментально, чуть не прищемив мне хвост, и в комнате заговорили разом несколько человек, словно их прорвало от облегчения.

– Не очень-то и хотелось! – пробурчала я и показала язык закрытой двери.

Идти мне было некуда.

Я хотела спать, а не гулять. Находиться в горизонтальном положении, а не в вертикальном. Поэтому, зевая на каждом шагу, я пошла по улице куда глаза глядят, смотря только, себе под ноги.

Шла, шла, шла и только потом сообразила, что сваляла полного дурака: совсем не обязательно было выходить на улицу, раз меня выгнали из комнаты.

Уж в тетушкином-то громадном особняке прекрасно можно было найти свободную комнатку с кроватью под балдахином. Сопротивленцы жались в одной-разъединственной комнате с тюфяками на полу совсем не потому, что тетушке было жаль пространства. Просто им самим это больше нравилось, это более соответствовало образу суровой борьбы.

И сейчас я посапывала бы себе, засунув руки под мягкую подушку, пока они не обсудили бы все тайны мироздания.

Но когда эта гениальная мысль пришла мне в голову, я обнаружила, что забрела неизвестно куда. Было бы даже странно, если бы все пошло по-другому!

От расстройства я проснулась и перестала зевать.

Надо было выбираться к тетушкиному дому, но дорогу к нему я твердо знала только из центра, от ипподрома. Значит, надо выйти к ипподрому.

Выйти к ипподрому было не сложно: и он, и храм были видны почти из любой точки Хвоста Коровы. Попутными улочками я пошла к нему, злясь и на себя, и на сестру, и на весь белый свет.

– Опочки! Двадцать Вторая, куда бежишь? – возник на моем пути почти у самого ипподрома Ряха.

Я окончательно уверилась, что день сегодня черный и лучше бы было вообще не просыпаться с самого начала. Все одно к одному.

– Домой иду, – объяснила я. – С прогулки. Тороплюсь. У Ряхи были, похоже, свои планы насчет того, как я проведу этот день, потому что он уверенно сказал:

– Да некуда тебе торопиться. Дом – он никуда не убежит, ног-то у него нет. Пошли на ипподром, сегодня есть на что посмотреть.

Ряхино умение ловко отрезать уши придавало его словам особую убедительность.

Не успела я и рта раскрыть, а Ряха уже оценил выражение моего лица, как полное согласие, подхватил меня одной рукой, второй изъял у продавца жареных орешков большой кулек (об оплате речи не было, продавец был счастлив, что живым остался), вручил кулек мне и сладкой парочкой мы направились к входу.

– Счас сыграем, – радостно пообещал мне Ряха.

Я чувствовала, как в коленках у меня поселилась какая-то слабость, хвост обмяк, а на лице застыло невозмутимое выражение – точная копия морды каменной лягушки у гробницы Молниеносного.

Держа кулек за хвост, словно маршальский жезл, я послушно переставляла ноги, воспринимая мир как-то отстраненно.

– Ты орехи-то ешь! – ласково посоветовал Ряха.

Я послушно сунула в рот один орех. Он был соленым, а не сладким. Соленые орехи я больше люблю. Но сил обрадоваться этому не было.

Сопротивленцы бы сейчас локти кусали, увидев, как мы с Ряхой отправились прямиком в правительственную ложу.

Приземлив меня в кресло, Ряха на мгновение исчез, но не успела я вздохнуть поглубже, как он уже вернулся, потрясая какими-то листками.