Шрифт:
И тут грянуло для меня самое страшное.
У резиденции нашего пансионата в столице, видимо, не было такого шикарного подвала, как у тетушки. Поэтому начальство пансионата срочно засобиралось обратно в Пряжку.
Вместе с нами, воспитанницами, разумеется.
Это известие просто оглушило меня, придавило могильной плитой. А я-то уже размечталась, что никогда туда не вернусь, раз сестра тут.
Но мои мечты ничего не стоили.
– Я не могу тебя оставить с нами, – безжалостно сказала сестра. – Мы тоже не будем сидеть сложа руки.
– Не оставляй с вами. Я укроюсь в тетушкином подвале, буду прятаться в комнате для дедушки, – предложила я.
– Ты сошла с ума? – поинтересовалась сестра. – Если ты не явишься к отъезду, поднимут на ноги Службу Надзора. Сюда сразу заявится куча ищеек и тот следователь во главе с ними. Нас обнаружат и арестуют. Ты этого хочешь? И кто ты будешь после этого?
– Ну можно же вам перебраться на несколько дней в другое место, – умоляла я. – А я бы тоже участвовала в вашей борьбе. Почему я должна ехать в эту мерзкую дыру?
– Потому что ты не можешь быть с нами! – отрезала сестра. – У нас не детский сад и не приют для младенцев. Нож предлагал дать тебе арбалет и оставить здесь, тогда бы ты могла быть бойцом одного из отрядов. Но ты не умеешь стрелять из арбалета!
– Я держала его первый раз в жизни! Я научусь!
– У нас нет времени на твое обучение!
– У вас ни на что нет времени!!!
– Ты поедешь в Пряжку, потому что так надо! Когда все образуется, мы тебя оттуда вытащим. А пока ты должна ехать, чтобы не подвергать опасностям ни себя, ни нас! Да, там плохо, но там безопасно. Что я скажу маме и папе, если ты погибнешь?! – категорично сказала сестра.
– Должна, должна! – закричала во весь голос я, потому что больше аргументов у меня не осталось. – Я там умру! Вот увидишь! Ты не была в Пряжке и не знаешь, что это такое! И объясняй тогда маме с папой, почему так получилось!
И убежала на улицу.
Там меня обжег холодный северный ветер, словно нежданный привет из пансионата, заморозил слезы на лице.
"Здравствуй, Двадцать Вторая, не ждала? Твое место там, здесь ты никому не нужна. Возвращайся".
Если здесь ветер, значит, в Пряжке метель. Ветер срывает снег с фиолетовых зубчатых гребней хребтов, полирует их до блеска. Кругом неизбывный холод.
Я съежилась и обхватила себя руками.
Меня догнал встревоженный Нож.
– Надо собираться, Пушистая Сестричка, – мягко сказал он. – Поверь, нам тяжело отправлять тебя обратно в твою тюрьму, но здесь будет ничуть не слаще.
– Здесь вы сами решаете, что делать, а там кругом правила, охрана, вранье, степь эта непреодолимая! Какая мне разница, где подохнуть, здесь быстро или там медленно? Ну и что, что я не умею стрелять из арбалета? Я теперь человек второго сорта? Да?
– Не говори ерунды! – Даже спокойный Нож разозлился, ай да я! – Разница не в том, погибнешь ты там или здесь, а в том, что здесь и сейчас ты погибнешь бессмысленно, без всякой пользы. А это глупо. Понятно?
– Можно подумать, сидя в Пряжке я выучусь попадать из арбалета в мишень или владеть мечом!
– Раз можно, то подумай. Позже нам, возможно, пригодятся твои таланты, для этого ты и должна сидеть в Пряжке. Оставь мне, пожалуйста, коробочку с ушами вашего Ректора. Есть у меня одна интересная мысль. Пойдем.
Ножу я, конечно, не поверила. Он меня просто утешал, никто во мне никаких талантов с лупой не искал и не находил. Да и нет у меня их, этих талантов…
Глава семнадцатая
У ПОВОЗОК ИЗ ПРЯЖКИ…
У повозок из Пряжки наутро я предстала в полном великолепии, с распухшим красным носом, истекающим соплями, и слезящимися глазами. Меня все-таки просквозило на улице.
Вот и пригодилась та теплая овчинная накидка, которую я купила на выигрыш в скачки.
Надзидама покосилась на такое явное нарушение формы и сказала:
– Но это не положено по регламенту.
– Хорошо, но тогда оставляйте ее здесь, в таком состоянии девочка ехать не может, – обрадовалась тетя.
– Нет, это не положено. Ладно, пусть кутается, я выдам ей еще одно дополнительное одеяло.
Я уже даже не расстроилась, настолько было ясно, что никто меня не оставит в столице.
Обнялась напоследок с тетей, забралась в повозку, в уголок, прислонилась к ее холодному боку и задремала.
С нашими я попрощалась утром. Сестра ночью плакала, а утром, чтобы никто не догадался, наверное, час умывалась ледяной водой, чтобы все лицо было красным, не только глаза.
Повозка наполнялась воспитанницами.