Затем Генри Фицрой поймал себя на мысли, что размышляет о том, как будут выглядеть на рассвете эти высокие стеклянные башни, отражающие розовый и желтый свет; переплетающиеся асфальтовые ленты — жемчужно-серые вместо черных; осенние краски деревьев, словно драгоценные камни, рассыпанные по городу под сверкающим куполом голубых небес. И многое ли он сможет увидеть, прежде чем золотой солнечный круг воспламенит его плоть и он умрет снова, и на этот раз уже окончательно. «Иисус, Повелитель призраков, защити меня». Вампир отстранился от окна и дрожащими пальцами начертил на стекле знак креста.

— Я не хочу умирать. — Но он не мог изгнать образ солнца из своего сознания. Он потянулся к телефону.

— Нельсон.

— Вики, я... — Что, в самом деле, с ним происходит? У него галлюцинации? Или он попросту спятил?

— Генри? У тебя все в порядке?

«Мне необходимо поговорить с тобой». Он хотел сказать это, но внезапно утратил способность произносить слова.

Очевидно, она все же кое-что расслышала.

— Я сейчас буду у тебя. — Тон Вики не оставлял возможности для возражений. — Ты дома?

— Да.

— Там и оставайся. Я поймаю такси. И успокойся: что бы ни произошло, мы с этим справимся.

Уверенность подруги частично сняла напряженность с его рук, костяшки пальцев которых побелели от усилия, с каким он сжимал телефонную трубку, и его рот искривился в некой пародии на улыбку.

— Не спеши, — сказал вампир, изо всех сил пытаясь взять себя в руки, — у нас есть время до рассвета.

* * *

Хотя вина была частью причины, по которой доктор Ракс, после того как Рэйчел Шейн ушла домой, оставался в своем кабинете, разгребая завалы ненавистной канцелярской работы — он позволил груде бумаг, скопившейся у него на столе, достичь гигантских размеров, — у него было ощущение чего-то незаконченного, что удерживало его в кабинете, словно он ждал некоего события, которое неизбежно должно было произойти. Ракс небрежно вывел свои инициалы на последней странице бюджетного отчета, с шумом захлопнул папку и пополнил ею стопку исходящих документов. Затем, вздохнув, он начал бессознательно чертить что-то на листке настольного календаря. Если бы только не было так чертовски трудно сосредоточиться...

Внезапно доктор Ракс нахмурился, заметив, что его каракули были не столь уж бессмысленны. Под днем недели и датой — понедельник, 19 октября — он набросал какое-то странное создание с туловищем антилопы и головой птицы, увенчанной тремя змеями и с тремя рядами крыльев. И тут его осенило. Это было изображение создания, наблюдавшего за его снами.

— Теперь, когда я вспомнил об этом, — Ракс отодвинул стул, чтобы можно было подойти к книжной полке позади стола, — оно выглядит весьма знакомым. Да... вот и оно... — Его набросок почти в точности соответствовал книжной иллюстрации. — Поразительно, что таит в себе подсознание. — Не обращая внимания на возрастающее ощущение леденящего ужаса, он пролистал страницы текста.

«Ахех, второстепенный бог додинастического Верхнего Египта, постепенно превратившийся в одно из воплощений бога Сета, олицетворяющего злое начало...»

Книга выскользнула из внезапно ослабевших рук доктора и ударилась об пол. Глаза Ахеха на выполненном черным фломастером наброске на мгновение вспыхнули красным пламенем.

С сердцем, словно колотящимся в горле, доктор Ракс нагнулся и осторожно поднял книгу. Она закрылась при падении, но у него не возникло желания открыть ее снова.

«Илайджа, подойди. Пришло время».

— Время для чего? — отозвался он прежде, чем осознал, что голос, которому он ответил, прозвучал у него в голове.

Он осторожно положил книгу на стол, затем потер себе, виски дрожащими пальцами.

— Итак, сначала у меня были видения. Теперь слуховые галлюцинации. Думаю, пришло время отправиться домой, выпить большой стакан виски и как следует выспаться.

Когда доктор Ракс встал, его поразила слабость в ногах. Он ухватился за спинку стула, пока не удостоверился, что может идти, не теряя устойчивости в коленях, а затем медленно пересек кабинет. Подойдя к двери, схватил пиджак и выключил свет, пытаясь не думать о паре глаз, полыхавших красным пламенем позади него в темноте, когда он пересекал приемную.

— Это просто смешно. — Он расправил плечи и глубоко вздохнул, направляясь по коридору к лифтам. — Я ученый, а не суеверный старый болван, испугавшийся темноты. Я просто перетрудился.

Сумеречная тишина в холле успокоила расстроенные нервы, и к тому времени, когда доктор добрался до лабораторного зала, сердцебиение и дыхание почти пришли в норму.

«Илайджа. Войди».

Он обернулся и натолкнулся на дверь, не способный остановиться. Доктор Ракс почувствовал, как его рука нащупала в кармане ключи, увидел, как ключ повернулся в замке, ощутил легкое движение в воздухе, когда отворилась дверь, и почуял запах кедра, наполнявший комнату с тех пор, как они раскрыли гроб, — запах, вселяющий страх. Ноги сами понесли его вперед.

Пластиковое покрытие было отброшено в сторону.

Сам гроб оказался пустым, за исключением груды полотняных бинтов, уже начинающих разлагаться.

Физически непреодолимое влечение исчезло, и он осел напротив деревянного гроба. Какой-то человек, согбенный от старости, с глубоко запавшими глазами над острыми, как лезвия, скулами, с плотью, туго облегающей кости, вышел из тени. Откуда-то доктор Ракс знал, что все закончится именно так, и это знание едва удерживало его ужас на грани полного безумия. С того мгновения, как он впервые увидел картуш Тота на саркофаге, он чувствовал, что этот момент неотвратимо приближается.