И тогда она улыбнулась.

— Ну что ж, в таком случае даю тебе свое разрешение. Однако за пределами моего государства я не могу гарантировать вам никакой безопасности.

— Ну что ж, ваше величество, — ответила Дейдра. — Мы не ожидаем иной помощи, кроме той, о которой просили, а уж там мы сами о себе позаботимся.

— Кроме Рэндома, — ответила она, — о котором позабочусь я.

— Что ты хочешь этим сказать? — спросила вновь Дейдра, так как Рэндом, при таких обстоятельствах, конечно, не мог говорить сам за себя.

— Ты и сама, естественно, помнишь, как однажды паршивец Рэндом пришел ко мне в гости, как друг, а затем поторопился удалиться, но вместе с моей дочерью Моргантой.

— Я слышала, как об этом говорили, леди Мойра, но я не уверена в справедливости и правдивости этих слухов.

— Это правда. И через месяц моя дочь вернулась ко мне. она покончила с собой через несколько месяцев после рождения сына Мартина. Что ты можешь сказать на это, принц Рэндом?

— Ничего, — ответил он.

— Когда Мартин стал совершеннолетним, — продолжала Мойра, — он решил пройти Лабиринт, ведь он той же крови, что и принцы Эмбера, и он единственный, кому это удалось. Но с тех пор он скрылся в одном из Отражений, и я больше не видела его. Что ты скажешь на это, принц Рэндом?

— Ничего, — повторил брат.

— А следовательно, я должна подвергнуть тебя наказанию, — продолжала Мойра. — Ты женишься на женщине по моему выбору и останешься с ней здесь ровно год, а в противном случае готовься расстаться с жизнью. Что ты теперь скажешь, Рэндом?

На это Рэндом вообще ничего не ответил, только коротко кивнул.

Она ударила скипетром по ручке бирюзового трона.

— Очень хорошо. Да будет так.

Так оно и было.

Затем мы отправились в отведенные нам покои, чтобы освежиться с дороги. Довольно скоро она появилась на пороге моей комнаты.

— Салют, Мойра, — сказал я.

— Принц Корвин из Эмбера, — пропела она, — часто мечтала я увидеть тебя.

— А я — тебя, — солгал я.

— Твои подвиги — легенда.

— Спасибо, конечно, но я все равно ничего не помню.

— Могу я войти к тебе?

— Конечно.

И я сделал шаг в сторону.

Она вошла в великолепно обставленную комнату, которую сама же для меня и выбирала.

— Когда бы ты хотел пройти свой Лабиринт?

— Чем скорее, тем лучше.

Она наклонила голову, обдумывая мои слова, потом спросила:

— В каком ты был Отражении?

— Очень далеко отсюда, в месте, которое я научился любить.

— Как странно, что принц Эмбера сохранил такое чувство.

— Какое чувство?

— Любви.

— Может быть, я избрал неверное слово.

— Сомневаюсь, — ответила она. — Потому что баллады Корвина всегда затрагивают живые струны в душе.

— Госпожа моя добра ко мне.

— И права, — добавила она.

— Когда-нибудь я сочиню балладу в твою честь, госпожа.

— А что ты делал, пока жил в Отражении?

— Насколько я помню, миледи, я был профессиональным солдатом. Дрался за того, кто мне платил. Кроме того, я сочинил слова и музыку многих популярных песен.

— И то, и другое кажется мне вполне естественным.

— Прошу тебя, скажи, что будет с моим братом Рэндомом?

— Он женится на девушке, моей подданной по имени Виала. Она слепа и не имеет поклонников среди наших.

— И ты уверена, что ей будет хорошо?

— Таким образом она завоюет себе довольно видное положение. Несмотря на то, что через год он уйдет и больше не вернется. Потому что, все таки, что бы о нем не говорили, он — принц Эмбера.

— Что, если она полюбит его?

— Неужели такая вещь, как любовь, существует на самом деле?

— Я, например, люблю его, как брата.

— В таком случае, впервые в жизни сын Эмбера произнес такие слова, и я отношу их за счет твоего поэтического темперамента.

— Что бы это ни было, — сказал я, — тем не менее надо быть твердо уверенным, что для девушки это наилучший выход из положения.

— Я давно это обдумала, и я убеждена в правильности своего решения. Она оправится от удара, какой бы силы он ни был, а после его ухода станет одной из первых дам моего двора.

— Пусть будет так, — ответил я, отворачиваясь, потому что неожиданно меня переполнило чувство тоски и печали — за девушку, конечно.

— Ты, Принц Корвин, единственный принц Эмбера, которому я оказываю поддержку, — сказала она мне, — да может еще и Бенедикту. О нем ничего не известно уже двадцать два года, и один Лир знает, где могут лежать его кости. Жаль.

— Я этого не знал. У меня в голове все перепуталось. Пожалуйста, не обращай на меня внимания. Мне будет недоставать Бенедикта, и не дай бог, чтобы он действительно был мертв. Он был моим военным наставником и научил владеть всеми видами оружия. Но он был ласков.